— Пустяки, Хулита! — улыбнулся отец. — Но неужели она так и сказала: «кончая угольщиком»?
— Да, папа.
— Прекрасно. Для средней школы… Скажи мне, а ты знаешь, в чем состоит равенство, о котором говорила учительница? Нет? Тогда при первом же удобном случае спроси у нее об этом. Интересно знать, что она скажет.
Удобный случай представился в следующем месяце.
— «…потому что все мы равны, богатые и бедные, сильные и слабые».
— Сеньорита!.. Я одной вещи не понимаю… В чем мы все равны?
На какое-то время учительница остановила на девочке свой взгляд, в котором было написано удивление ее невежеством; а может быть, она просто воспользовалась паузой, чтобы поскорее подыскать не приходивший ей в голову ответ.
— Но, сеньорита, — проговорила она наконец. — О чем вы думаете? Или, может быть, нам позвать сюда первоклассницу, чтобы она растолковала вам все это? Что скажете на это вы, сеньориты?
Девочки, поощренные учительницей, долго и громко смеялись над своей подружкой.
— Мда! — промычал отец. — Другого ответа я и не ждал.
Огорченная и сбитая с толку Хулия бросила на отца взгляд, полный глубокого недоверия.
— Так в чем же мы равны, папа?
— В чем, моя девочка?.. Там бы тебе сказали, наверно, что все мы дети Адама, или что все мы равны перед законом и перед смертью, кто знает… Вот вырастешь, тогда поговорим.
Когда повторялся материал, пройденный в октябре месяце, уважение к нашим ближним вновь всплыло на поверхность. По всей вероятности, учительница вспомнила о возникшем некогда вопросе и, задержав на мгновение палец в воздухе, проговорила:
— Да, припоминаю… Не вы ли, сеньорита Паломеро, не знали, в чем мы все равны?
За прошедшие месяцы девочка крепко-накрепко усвоила эту апотему: а как известно, такого рода догмы вызывают в школьниках непреодолимое желание разобраться в них. То же самое происходило и с Хулией, Однако любовь к отцу и уважение к его знаниям одержали верх, и девочка сочла своим долгом пожертвовать собой ради него.
— Нет, сеньорита…
Хулия вышла из класса, обливаясь горькими слезами.
Несколько дней спустя вся школа была охвачена волнением: предстояло празднование юбилея директрисы. Будет праздник. И маленьким будущим учительницам предложили принести по букету цветов, один из которых они преподнесут юбилярке.
На следующий день помощница регентши распределяла среди школьниц открытки с приглашением на праздник для их родителей. Но напрасно ожидала Хулия своей открытки: они достались лишь хорошо одетым ученицам.
— Мда… — сказал угольщик. — Вот тебе и результат того, о чем мы с тобой говорили… Хочешь прийти на праздник с самым красивым букетом?
Малышка, покраснев от тщеславия, начала ласково тереться о колени отца.
И когда все соученицы с завистью смотрели на се букет, она была на верху блаженства. Да, это был, несомненно, самый прекрасный букет. И при мысли о нем и о том, что именно она, а не ее нарядные подружки, преподнесет цветы директрисе, девочка вся трепетала от безумного волнения.
Но вот наступил торжественный момент, и учительница, погладив Хулию по голове, взяла у нее букет и передала его в руки дочери министра народного образования, ее соученицы. И та, под бурные аплодисменты, вручила цветы взволнованной директрисе.
На этот раз угольщик вышел из себя.
— Плачь, малышка, плачь. Так и должно было быть, это неизбежно. Сказать тебе правду? — воскликнул он, стукнув кулаком по столу. — Все дело в том, что никто, ты слышишь, никто, начиная с твоей директрисы и кончая ее последней помощницей, не верит ни одному слову из всего того, что они говорят о равенстве. Или, может быть, тебе мало тех доказательств, которые ты уже получила?.. Впрочем, ты еще ребенок… Вот когда ты станешь учительницей и будешь рассказывать своим ученикам о равенстве, вспомни тогда об этом букете цветов, и ты поймешь меня.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Да, — сказала мне учительница, улыбаясь своим воспоминаниям, — трудно было мне забыть эту обиду. И все же папа был Неправ. Когда человек образован значительно выше, чем окружающая его среда, разум его теряет свою ясность, и он уже не в состоянии правильно оценивать расстояния… Бедный папа! Он был очень умен. Но мои ученики отлично знают (потому что я непрестанно твержу им об этом), что все мы равны, начиная с министра и кончая сапожником.
Что делать?
В моем рассказе нет ничего удивительного или необычного. Напротив, в его ужасающей простоте заключается его величайшее достоинство. Этот случай — лишняя капля в море печали, в которое погружаемся мы, современные цивилизованные люди.