Рист вздохнул, пряча боль за сцепленными зубами; вдох отозвался пронзительно, остро, так, что человек на мгновение замер. Не вовремя; ох, как это все не вовремя. Бесполезный графит словно давил со стороны внутреннего кармана; регенерация без вакцины теперь затянется неизвестно насколько, и это тогда, когда он должен быть здоров, как бык. Случись что с Гретой, он даже вытащить её на своем горбу не сможет, не то, что…
Смешно. Что с ними может случиться здесь, в горных пустотах. Все уже случилось — они похоронены здесь заживо. Наверх не подняться; счастье, что оба удачно, даже слишком приземлились для такой высоты. Бродить же под землёй можно месяцами; кто знает, сколько тут пересекается подобных пещер и ведёт ли хоть одна из них наверх. Уже послезавтра им захочется есть, а через дней десять наступит обезвоживание — если до этого срока не повезёт выбраться на поверхность, то лучшее, что он может предложить, так это быструю смерть.
Совсем как той загнанной лошади, сломавшей себе ногу перед самым Лисиром.
— Туда не получится, — запоздало ответил страж. — Слишком высоко. Пойдем прямо… глядишь, куда и вывернем. Судя по тому, что тут имеются пустоты таких размеров, хоть одна из них да ведёт наверх, — солгал беззастенчиво.
— Правда? — без особой надежды спросила Грета. — А мы не заблудимся?
— Не должны, где здесь блуждать-то — иди себе прямо да прямо, — преувеличенно бодро ответил Рист.
Девушка не ответила. В темноте он почувствовал, как горячие пальцы доверчиво ныряют в его ладонь — и тихонько сжал их. Только бы у неё не начался снова жар.
Они шли долго, как слепые, ощупывая каждый подозрительный поворот, шаркая по каменистому полу — на удивление, этот звук вселял хоть какое-то подобие уверенности. Шли до тех пор, пока Грета не выдохнула: все, больше не может ни одного шага, если немедленно не остановятся, она просто умрёт…
Сидели на полу; вокруг было странно тёпло; Ристу тут же на ум пришло, что вот в таких пустотах воздух нередко бывает отравлен. Что ж, как ни крути, если выбирать из всевозможных вариантов, этот был бы наилучшим — только потому, что не пришлось бы долго мучиться.
Грета прижалась к его плечу и он, спустя некоторое время, услышал чистое, ровное дыхание; подумав, обнял её обеими руками, досадливо поморщившись от боли, и тоже закрыл глаза.
Сколько спали, было неизвестно; с пробуждением Рист заставил Грету размяться и они двинулись дальше. Антар шла некоторое время молча, потом тихо спросила:
— Рист, мы ведь не выберемся отсюда, да?..
Рист долго, со вкусом выругался, а затем ещё дольше объяснял ей, что такие глупости могли прийти в голову только молодой антарской девчонке вроде неё. Выдохшись, замолчал и по ответной тишине понял: нет, не убедил.
Звук далеко капающей воды некоторое время сводил его с ума, прежде чем страж сообразил: вот он, шанс.
Пили длинно, со смаком, а когда собрались в путь, антар жалобно вздохнула: так не хотелось уходить от подземного источника. Ристу пришлось пообещать: если что, вернёмся непременно.
…Прошло, по ощущениям, несколько часов, прежде чем Грета остановилась.
— Не могу, не хочу больше…
По голосу страж понял: грядет серьёзная истерика. А вот это уже нехорошо.
Он повернулся к ней, и сказал жестко, взяв её за подбородок:
— Мы можем сдохнуть здесь, как червяки, никчемные, про которых никто и не вспомнит. А можем идти дальше и попробовать найти выход.
Грета всхлипнула, раз, другой, а затем разревелась.
Рист гладил девушку, уткнувшуюся в грудь, по голове, и стоически вздрагивал каждый раз, когда она, неловко повернувшись, задевала больные ребра.
Наконец антар успокоилась, и страж всмотрелся: ну вот и ладненько, на первый раз больше чем достаточно. Всмотрелся…
— Грета, — сказал он счастливым, радостным голосом, — посмотри, как тут светло!
В гроте, где они стояли, и впрямь привычный мрак был вытеснен неизвестно откуда взявшимся бледным светом: так, что со своего места антар могла разглядеть лицо своего спутника.
Открытие придало сил обоим: теперь торопились вперёд. Скорее всего, где-то дальше пещера выводит на поверхность; значит, они приближаются к цели, а не зарываются под землю, точно незрячие кроты.
Вынырнувшее из-за следующего поворота нечто заставило Риста сбиться с взятого темпа.
Отверстие, ведущее в следующий грот, было полностью заткано голубым свечением, исходящим из мягко фосфоресцирующей тонкой сети, натянутой ровно поперёк прохода. Посередине красовалась круглая ровная дыра, в которой в причудливом хаотичном танце сверкали голубые искры. Браслет на руке Греты ожил.
— Прекрати, — недовольно произнёс страж, покосившись на неё. — Я же просил тебя не использовать его.
— Он сам, — удивлённо ответила Грета. — Я не…
И в следующее мгновение их уже тащило к искрящейся дыре.
Глава пятьдесят четвертая
Это несправедливо. Несправедливо — отнимать за месяц у нее двух самых близких людей… Сначала Тиур — а потом и Рист…
Антар всхлипнула — от осознания потери, потом от боли, причиняемой тесным коконом; дернулась, раз, другой, но сеть стягивалась, делаясь от каждого движения лишь туже.
Её неимоверно трясло от ужаса, отчаяния, желания убежать, сделаться незаметной, заползти в какую-нибудь щель. Интересно, каков будет конец? Где-то она слышала, что пауки живьем высасывают жертву, и та обычно чувствует все до последнего вздоха…
Крина снова всхлипнула, давя, глуша из последних сил подступающие к самому горлу рыдания. И ни одна живая душа не сможет её здесь отыскать, да ведь никто и не знает, что она отправилась сюда, кроме Даана. А Даан сейчас далеко, очень далеко.
Может быть, главы чудом наткнутся на пленницу?
Чутье подсказало верный ответ: если главы и придут, они просто разделят её участь — всего-то навсего. Совет будет не менее беспомощен, чем попавшая в сеть круенто — а ведь магия её рода считается самой сильной. Считалась.
Паутина обволакивала, обездвиживала, парализовала, отнимала остатки воли, вселяя всепоглощающий страх. Крина пыталась собраться, чтобы коснуться браслета; но сотни крепких нитей уничтожали малейшее проявление зова.
Существо, казалось, нисколько не волновали её попытки освободиться.
— Пришла пора перерождения, — сказало оно, и Крина с испугом поняла, что чудовище умеет смеяться. — Эти земли будут прекрасно чисты к следующему моему приходу; они напитаются человеческой кровью и сделаются пригодны для жизни — для моей жизни…
Серая суставчатая нога коснулась сети, и та отозвалась в теле девушки порывистой дрожью.
— Я оставлю тебя здесь; тебе выпадет чудесный шанс посмотреть со стороны на бесславный конец своего народа; а потом ты умрешь — не знаю уж, от голода или вечного страха…
Существо повернулось, и Крина только сейчас увидела, что вся противоположная стена плотно заткана мягким кружевом. Серая тень проворно взобралась на самый верх, плетя поверх причудливый узор. Кружево потемнело, чернея на глазах; легкий шелк, грубея, превращался в графитовые, жирные нити; затем отдельные нити слились в единое полотно. По матовой, темно-серой поверхности, скользнул алый огонь, и графит обернулся прозрачным, как слеза, алмазом.
С минуту ничего не происходило; затем на дне алмазного зеркала шевельнулись неясные тени. Они все увеличивались, пока не обернулись серыми, туманными образами.
Со своего места Крина видела все явственно — даже слишком.
Черные силуэты метались среди полыхавшего огня; горели дома; беспрестанно взмахивали атреками люди в черно-белой униформе; десятки фигур неподвижно лежали, облепленные шевелящейся, живой массой. Мелькали искаженные лица; среди человеческих лиц вспыхивали антарские браслеты.
Со стороны каменных стен на этот хаос катилась огромная серая волна насекомых. Вот-вот — и она поглотит город, подомнёт под себя, и люди, и антары захлебнутся в страшном, неимоверном вопле в предчувствии смерти.