Страж провёл рукой по полу рядом с собой. Так и есть: кинжала как не бывало.
— Идиот, — прошептал бессильно. — Вот идиот…
… Они бросились с места одновременно.
Рист — полагаясь на чутье стража. Пусть нет графита — Верес всегда твердил, что его дар на порядок сильнее прочих…
Крина — выхватив, наконец, гематитовый клинок, который всю дорогу жег ей грудь. Холодная рукоять ожила в антарской руке, и девушка внезапно ощутила полное спокойствие. Теперь она видела только цель.
Георг — перебросив посох поудобнее. Пора вспомнить уроки молодости, когда он дрался со сверстниками на одних лишь палках; когда отец беспрестанно третировал его занятиями, выжимая из щуплого юношеского тела семь потов. Все же не зря судьба привела его сюда — может, он хоть раз в жизни по-настоящему пригодится.
Огонь не обжигал ноги: лишь трещал при прикосновении, рассыпаясь блестящими искрами, вливаясь обратно в узор.
Существо их заметило; но, как ни странно, не прервало своего занятия, лишь быстрее принявшись плести кроваво-красное кружево.
Остались две серые дорожки — и с десяток шагов между стражем и камнем, когда в глубине зала вспыхнуло голубое сияние.
Грета коснулась браслета.
У меня получится. Обязательно получится.
Каменная ящерица ожила, и каждое движение дочери презиса стало вихрем, сметающим все на своём пути.
Она прыгнула — так высоко, как не прыгнул бы ни один новообращенный антар, и замахнулась кинжалом, целясь в открытую сзади женскую шею — туда, где виднелся клочок по-человечески белой кожи.
Узор был завершен: алое пламя поглотило последнюю серебристую нить, и существо оторвалось от своей трапезы.
Удар оказался настолько силён, что Грета отбросило к стене. Угасающий браслет буквально спас ей жизнь, подарив несколько лишних мгновений.
— Бросай! — рявкнул Рист, складываясь в страшном кульбите.
Георг понял верно: и швырнул посох в стража.
Существо, отвлеченное Гретой, не сумело отреагировать вовремя: тяжёлый гагатовый шар угодил прямиком в лицо, с хрустом ломая хитиновый покров и вскрывая под ним чёрный провал.
Больше страж не успел ничего сделать: тонкая на вид лапа хлестко прошлась прямиком по сломанным ребрам.
И в этот момент в бой вступила Крина.
Кинжал, согревший её ладонь, не подвел, как и браслет мортем. Удар пришелся ровно по чудовищной ноге, отсекая дергающуюся конечность.
Существо вздрогнуло, сбрасывая антара на обломки костей. И неожиданно для всех, повернувшись, устремилось к противоположному концу зала.
— За ним! — Рист, превозмогая боль, все же поднялся на ноги. — За ним!
Георг подхватил растерявшуюся Грету под руку; Крина, выдирая воткнувшийся в одежду белый осколок, последовала за ними.
Во мраке только и слышно было, как тихо поскрипывает хитин, шуршит осыпающаяся со стен горная порода.
Они уже не бежали; шли, тяжело дыша, прислушиваясь к звукам, издаваемым существом.
Внезапно все прекратилось; Рист вскинул руку, призывая всех замереть на месте.
Лёгкая, тончайшая паутина обрушилась невесомым покрывалом вниз.
Георг не успел даже вскрикнуть, как оказался обернутым, как младенец, в одеяло из сотен нитей. Глава дернулся, раз, другой, но кокон только плотнее спеленывал его движения, не давая пошевелиться.
— Отпусти его, тварь! — крикнула Крина, и долгое эхо разнесло: арь, арь, арь…
В ответ раздался хохоток. Тело главы взлетело вверх и скрылось из вида.
Грета с ужасом смотрела наверх.
— Я ведь предупреждала, — устало сказала антар.
Ослабевший Рист сел.
— Крина, — заговорил он, — это наш последний шанс. Пока она занята… Я попробую… Даром…
Антар не сразу сообразила, что хочет от нее страж. А когда поняла, не глядя кивнула.
По тому, как резко умолк страж, стало ясно: уже пора…
Она никогда прежде не пользовалась двумя браслетами сразу, и потому едва не онемела от обрушившейся на неё силы.
Сзади, в покинутом зале, вспыхнул пожар. Пламя охватило зал; алый огонь поднялся так высоко, что осветило и прямой коридор, в котором они находились: охотник и три оставшиеся жертвы, жаждущие поменяться ролями.
Рист напрягся из последних сил, ныряя в тёмную пустоту: отрешиться, уйти из света жизни; окунуться в чёрные воды колодца; медленно погрузиться на самое дно; чувствовать, как касаются безмолвного тела мягкие, склизкие водоросли беспамятства.
Как учил Верес.
И в следующее мгновение он набросил на чужой испорченный разум самую огромную сеть, которую ткал в своей жизни. Без единой бусины графита дар рвался из него безостановочным потоком, грозя уничтожить его собственное сознание, выскальзывая из-под контроля.
Крина разглядела в красных отсветах танцующего пламени все, что ей было нужно.
Рука, погруженная в чужие внутренности. Торчащие рваными пучками волосы. Клочок по-человечески белой, нежной кожи.
Кинжал вошёл точно, плотно, по самую рукоять, так, что кончик его выглянул с другой стороны горла, вскрыв плотный хитин.
Существо рухнуло, едва не придавив собой всех троих.
Она трясла его изо всех сил, плакала, умоляла, била по безжизненным щекам.
— Рист! Рист! Очнись! Пожалуйста, ну пожалуйста, я прошу тебя!
Земля дрожала; земля сотрясалась в предсмертных судорогах, грозя похоронить чужаков под тоннами горной породы.
Две женщины волокли за собой бесчувственное, отяжелевшее тело.
Если повезет.
Они выскочили наружу в тот самый миг, когда Тамен обрушила свою вершину внутрь. Очнувшийся Рист изо всех сил помогал, стараясь не висеть и без того нелегким грузом на женских плечах.
Гора бушевала, разбрасывая камни, метя угодить в незваных гостей, осмелившихся нарушить её многовековой покой.
Сражение было отчаянным.
Антары больше не могли сдерживать напор; браслеты, использованные не по одному разу, лишали своих хозяев последних сил. Люди стоически защищали тех, кого так ненавидели всего несколько часов назад: отчасти оттого, что, чувствовали себя обязанными; отчасти потому, что надеялись: авось последняя вспышка браслета поможет им продержаться еще немного.
Акин перестраивал рикутов, как мог; бросая владельцев черно-белой униформы в выверенные, точные атаки; то приказывая отступать, то кидая в самую гущу боя. Резарт подбадривал своим примером немногих уцелевших.
Медсестры трудились не покладая рук. От тяжести перетаскиваемых раненых подгибались ноги; халаты, перепачканные кровью и грязью, давно потеряли первозданную свежесть.
…Громкий голос взлетел над царящим хаосом:
— Уходят! Они уходят!!!!
Вначале его никто не расслышал; а расслышав, не поверили, посчитав, что очередной несчастный сошел с ума. Но к голосу присоединился другой, а к нему третий, и вскоре всеобщее ликование поднялось над столицей победным флагом.
Почерневшие от гари и копоти жнецы стремительно отступали, покидая полумертвый город.
Эпилог
Пахло свежеструганными досками, сосновой смолой, прохладой первых весенних дней. Посапывал, легонько ворча, чайник; плыли смородиновые листья в большой, металлической кружке; чёрные размякшие ягоды медленно опускались на дно.
В дверь постучали.
— Я к тебе по делу… — предупредила едва ли не с порога.
— Заходи, — Рист пропустил нежданную гостью. — Как дела в резиденции?
— Налей мне тоже, — она зябко повела плечами. — Всё-таки ещё холодно на улице.
— И давно ты чай пьёшь? — страж пододвинул чашку поближе. Терпкий аромат листьев поднялся вместе с паром от золотистой, едва дрожащей поверхности.
— Давно, — Крина обняла кружку тонкими пальцами. — Мне и раньше нравилось греть руки об горячую посуду.