Минуты шли, текли, шевеля стрелками старых часов; солнце медленно ползло вверх, поднимая над горизонтом свое грузное тело, а антар все молчала, крутя в руках горячую чашку. Наконец она подняла голову.
— Знаешь, я давно хотела извиниться, что не объяснилась тогда насчет Греты…
— Думаю, я бы и не стал ничего слушать, — Рист пожал плечами. — Да и круенто тогда считались чем-то вроде выдумки. Так что извинения не принимаются.
Крина вновь замолчала. В этот раз первым нарушил неловкую тишину страж.
— Как там Резарт поживает? Освоился в новой роли?
— Да, и неплохо. Иногда мне кажется, — тут она запнулась, — что в чем-то и получше Тиура.
Рист удивлённо посмотрел на неё.
— Вот как?
Крина покраснела.
— Просто Тиур… никогда не искал золотой середины. А Резарт… он пытается наладить отношения с людьми. Говорят даже, что презис хочет подписать новый Договор, чтобы дать людям больше прав. Правда, его пока не все в этом поддерживают.
— Справедливо. Антаров после той бойни осталось мало, а заслуги забываются быстро, уж больно коротка людская память. Следующее поколение уже может воспользоваться своими “правами” и просто выгнать вас из города.
— Может и так, — Крина коснулась губами горячего ободка. — А может быть, наши дети станут людьми. Ведь то существо… оно мёртво.
— Знаешь, — её глаза вдруг загорелись, — я ведь хотела тебя кое о чем попросить…
Стук оборвал фразу на полуслове. Рист поднялся, извиняюще показал на дверь.
— Сейчас, посмотрю, кто там…
Женщина, стоявшая у порога, показалась ему смутно знакомой. Будто он разговаривал с ней не далее как вчера.
— Я пришла отдать долг, — она заметно волновалась.
— Долг? — Рист недоумевающе смотрел на неё.
— Я понимаю, что это глупо, — женщина переступила с ноги на ногу, — мне надо было давно отблагодарить вас за гостеприимство.
Она протянула ладонь вперед: золотые монеты сверкнули в лучах поднимающегося солнца.
— Вы, наверное, меня не помните. Двадцать лет назад у меня сгорел дом, и вы дали мне кров, а потом и работу….
В памяти всплыло: полоска сажи на узком подбородке, холодная скамейка, запах гари.
Он засмеялся.
— Не нужно, — и осторожно отодвинул руку. — Я в этом добре не нуждаюсь…
Гостья продолжала стоять, неловко кусая губы.
— Вы ведь не только за этим пришли, верно? — Рист теперь уже внимательнее разглядывал ее.
Лита решилась.
— В общем-то, да… Вот, — вынула аккуратно сложенные листки бумаги. — Прочтите…
Страж взял, пробежал глазами, нахмурился.
— К чему эта история?
— Я сейчас все объясню, — заторопилась Лита. — Просто у меня недавно умерла подруга — это ее дневник.
— Стоп, — Рист поднял руку вверх, — давайте все-таки поговорим в доме. Во дворе слишком холодно, да и рассказ ваш, чую, будет немаленьким…
Рист представил Крину просто: “мой друг”, и кивнул, словно подтверждая, что у него нет от неё никаких тайн. Лита, чувствуя себя неудобно — все же она не думала, что придется выкладывать чужие секреты еще кому-нибудь — заерзала.
Страж налил чая, и медсестра, немного успокоившись, начала.
Рист слушал, не перебивая; антар скучающе глядела в окно. Но чем дольше говорила Лита, тем внимательнее становилась Крина. В конце она не выдержала:
— Вы не помните день, когда это случилось?
Лита закусила губу.
— Помню, — еле слышно сказала она. — У меня в тот день как раз дом сгорел. Двадцать четвертый день листопадного месяца…
Кружка подпрыгнула, стукнувшись о столешницу и выплеснув на неё чай.
Крина смотрела на гостью во все глаза.
— А где, где это было? Где горел ваш дом?
Лита описала, как могла.
— И дети мои погибли, — горечь в голосе заставила ее перейти на полушепот. — Старший, уже большой был совсем, и маленькая… Трехмесячная…Шарлотта…
Едва сдержалась, чтобы не расплакаться. В конце концов, она пришла сюда по делу Анастасии. Нечего воду тут разводить…
— Жива ваша Шарлотта, — вдруг твердо заявила Крина. — Не знаю, где она, и что с ней, но точно жива. В ту ночь я вытащила маленькую девочку из горящего дома и подбросила на крыльцо вашей Анастасии. У меня тогда не было другого выбора, к сожалению.
Лита моргала, пытаясь сосредоточиться.
— Что вы такое говорите?
— То и говорю. Да не переживайте вы так, не плачьте, ради неба, найдем мы ее, раскроем архив Атриума…
Пока антар обнимала рыдающую женщину и что-то успокаивающе шептала ей на ухо, Рист уже поднимал трубку. Хорошо, что он заставил Грету провести линию напрямую. Правда, это нисколько не облегчило присмотр за дочерью старого друга.
— Здравствуй… Да, это я. У меня для тебя сюрприз…
Все-таки дети иногда слишком похожи на своих родителей.
Когда всё успокоилось и обомлевшая от новостей Лита отправилась в гости к дочери, а Грета настояла, чтобы Крина непременно явилась к ним на ужин, антар наконец вспомнила, зачем приходила.
— Я бы хотела, чтобы ты показал мне то место. То самое место.
На чёрных ветках широких сплетающихся крон буйствовал ещё не распустившийся яблоневый цвет; едва проклюнувшаяся листва ждала своего часа.
— Как это было, — Крина требовательно подняла глаза. — Как он умер?
Рист рассказал, что видел глазами стража из прошлого в ночь, следовавшую после смерти Тиура. Старательно опустил участие Резарта; если Крина вздумает мстить — а в этом он был уверен — со смертью презиса Анарео вновь захлестнет война.
— Спи спокойно, Тиур, — и антар пошла прочь, не оглядываясь.
Двадцать лет разделяли их раньше; теперь их разделяет могила. Она сохранит в себе воспоминания, как хранила их до этого дня; но боль за истекшее время притупилась и перестала быть такой явной; и лишь чёрная, весенняя земля всколыхнула старое чувство.
… На выходе из резиденции Рист неожиданно для самого себя спросил:
— Куда ты теперь?
— Не знаю, — Крина взъерошила короткие, только отросшие волосы. — Обратно в Лисир точно не поеду. Да и в Феоре возвращаться не хочется. Страна большая; глядишь, где-нибудь да найду себе приют.
— Оставайся у меня, — предложил страж. — Дом большой, места хватит.
Крина озорно прищурилась.
— А если соглашусь?
— Я буду только рад, — твёрдо сказал он, выдержав её взгляд.
Антар засмеялась.
— Смотри, как бы не пожалеть потом…
— Я уже понял, что главное — не запирать тебя, — улыбнулся он ей в ответ.
Они смотрели вместе на догорающий закат; оранжевые всполохи сверкали далеко, там, где темно-синее небо касалось земли. Как же давно не было так тепло и спокойно.
Небо почернело внезапно, явив миру первые слабые звезды. В вечерних сумерках Крина вдруг вспомнила.
Серые, ледяные глаза, изуродованная рука, погруженная в распоротый антарский живот. И улыбка, во весь рот, обтянутый бледно-розовой кожей, обрамленный скрипучим хитином.
Жуткий прощальный оскал.
Пригрезилось ли ей, что та смеялась над ними?..
Тамен больше не было.
Была лишь огромная яма, воронка, почти правильной формы; вершина обрушилась внутрь, ломая подземные ходы и пустоты. Вокруг серыми молчаливыми статуями на добрых пару сотен шагов высились разбросанные валуны.
Ранние дожди размыли суровую почву; широкие лужи подернулись тонким вечерним ледком. Деревья, еще не успевшие переодеться в весну, угрюмо глядели голыми кронами; редкое животное появлялось здесь, чтобы полакомиться первой травой.
Близнецы Мизери молчаливо смотрели на свою низверженную сестру.
Глубоко под рухнувшей горой, в переплетении сломанных лабиринтов, своей собственной жизнью жила небольшая, с низким пробитым потолком, пещера.
На свернувшейся серыми лохмотьями паутине, переливаясь во тьме алым огнем, лежал красный камень, похожий на человеческое сердце.