Однако, как заметил один мудрый человек (мой друг): «кризис без альтернативы – это катастрофа». Сейчас все власти, партии, политики до крайности дискредитированы: им не верят, их ненавидят, их боятся, их презирают. Все понимают, что нет политиков неподкупных – есть лишь дорогостоящие. На каждом углу можно услышать шепот: «Все они – жулики, все одним миром мазаны». Что, конечно, справедливо на триста процентов. Периодическое показывание по телевизору то голого человека, похожего на генерального прокурора, то Жириновского, плескающего соком в Немцова, не может возместить людям многократного падения уровня жизни, произвола милиции, одичавшей школы, войны на Кавказе и гибнущей природы. Однако, рядом с этим осознанием реальной цены политики и политиков: надежда на очередного доброго царя (с Лубянки). Отчего? Оттого, что люди не знают: как может быть иначе, и, не имея веры в свои силы, не имея идеи, альтернативной мерзости существующего, готовы отдать свою судьбу в чужие руки, – в те руки которые никогда ее из них и не выпускали. Так «реализм» оборачивается безумием, а бездействие – преступлением и самоубийством. И, наоборот, революция в этой ситуации – спасительна, а «фантастический» «утопизм» – в высшей степени действенен, реалистичен и прагматичен.
В прошлом социальное зло было легко персонифицируемо и потому легко устраняемо, оно базировалось на прямом и честном насилии, но не на манипуляции: есть король-тиран – долой короля, есть буржуй-кровопийца – забастовку буржую! Ужас нашего положения в том, что ныне мы живем в мире, управляемом анонимными силами, которыми мы не только не можем управлять, но которых даже не понимаем, а зачастую и не замечаем, словно радиацию, рассеянную в атмосфере (отсюда – расцвет всяческих «теорий заговоров», легко все объясняющих происками масонов и прочей «закулисы»). Эти неведомые силы являются и проявляются через телевизор, они формируют цены на рынке и моду на стиль одежды или «самого читаемого писателя». В итоге, идеал анархии становится абсолютно несбыточным – без децентрализации производства и жизни, преодоления технического прогресса и омассовления и, главное, без развития индивидуальности: ответственной, автономной, критически мыслящей. Мы привыкаем к всемогуществу и постоянному присутствию этих анонимных сил. Самый простой пример: у нас дома прорвало трубу (одна неведомая сила, от нас не зависящая), и не стало горячей воды; мы принимаем это как факт и ждем, когда другая – добрая и неведомая сила (как-то связанная с коммунальными службами) проявится, эту трубу починит и горячую воду восстановит. И так везде. Древние греки поклонялись речным нимфам, духам гор и деревьев, – мы, с нашим доморощенным стихийным и непросветленным «неоязычеством», поклоняемся рынку и начальству, науке и технике, – полностью завися от них и никак их не постигая и не контролируя (я уж не говорю о «товарном фетишизме», столь живо описанном Марксом).
Никто не свободен – ни тот, кто находится «внизу» (над ним – море инстанций, множество начальников, тысячи факторов невероятно усложненного мира, – факторов, которых он не может постичь, и на которые не может повлиять), ни тот, кто находится «наверху», так как он сам не лицо, но лишь – рупор, функция, проводник, часть какой-то чудовищной машины и свободен еще меньше, чем кто-либо другой: Символом этой несвободы власть имущих могут быть толкиенистские герои, завладевшие Кольцом Всевластия и порабощенные им, а также мэр Москвы Лужков, однажды сказавший фразу почти в духе гетевекого Мефистофеля: «я – часть той силы…» (тут он остановился, – смотри далее по тексту «Фауста»).
Мир взбесился, вышел из-под чьего-либо тотального управления и контроля (идея Плана и Мобилизации – идея фикс тоталитаризма – все же отчасти провалилась, а отчасти оказалась очередной гримасой истории) и – неосознаваемый и не управляемый ничем и никем, сломя голову мчится, как русская Тройка, воспетая Гоголем – к своему обрыву. Символами этого мчания выступают и атомная энергия, и стихия рынка (во сне героя романа Александра Зиновьева «незримая рука рынка», воспетая некогда Адамом Смитом, душила его, ухватив за горло) и вообще машинно-компьютерная цивилизация, точно джинн, выпущенная человечеством из бутылки. В условиях нынешнего пещерного социального и этического развития людей, всякое новое техническое открытие оборачивается против них – даже самое безобидное, – и чем грандиознее открытие, тем чудовищнее последствия. «В наш атомный век, в наш каменный век на совесть цена пятак!» – пел Александр Галич, и ужас в том, что нынешнее варварство – это варварство, вооруженное космонавтикой и генной инженерией.