— А ты избегаешь моих вопросов, — ответила, позволив футболке снова опуститься. Хаэль издал этот низкий, глубокий смешок и покачал головой, словно собирался перепрыгнуть через комнату ко мне. — Что значит для тебя мое присутствие здесь?
Он осторожно наблюдал, а потом направился в мою сторону, обогнув Эльдорадо, пока я поспевала за его шагом, не отставая.
В итоге мы ходили по кругу, сталкиваясь друг с другом, и те же жирные мотыльки порхали в промежуточном пространстве под светом.
— Это значит.. — начал Хаэль, ухмыляясь, словно дьявол, коим он и был. Его кроваво-рыжие волосы теперь соответствовали моим, словно мы были выкованы из адского пламени только для того, чтобы найти друг друга. — Avec toi j'ai l'impression d'être une personne et pas juste un bon coup24.
Он замолчал, и я хмуро посмотрела на него. Говорить на французском — это горячо, но я ни слова не поняла из того, что он сказал, и он это знал.
— Уклоняешься от ответа, — пробормотала я, и он рассмеялся. — Полагаю, ты не заинтересован в том, чтобы увидеть скрытое под футболкой? — я немного приподняла подол, дразня его четким видом моих бедер, но остановилась, чтобы немного прикрыть киску.
— Блэкберд, ne me chauffe pas comme ça25, — промурлыкал он, пробежавшись грязными пальцами по своим волосам. Хаэль замер рядом с дверью, а я остановилась на точке, где была, моя рука лежала на заржавелом капоте Кадиллака. Его медово-миндальные глаза нашли мои, на щеке было пятно черного масла. Его мускулистые руки были покрыты бисеринками пота, похожие на маленькие увеличительные стекла, подсвечивающие чернила под ними. Изображения горячих девчонок, машин и сердец в стиле Моряка Джери26. У него были татуировки черепов, роз и лазурных птиц. Я могла глазеть часами и все равно нашла бы что-то новое во всем этом искусстве, окутывающем его мускулы. — Я не хорош в выражении чувств, — продолжил он на английском, облизывая уголок губ.
Мое тело жаждало почувствовать его руки, этот сладкий запах кокосового масла, приевшийся к его коже, потому что он так часто использовал его, чтобы убрать смазку и машинное масло со своего тела. Но не сегодня. Я на самом деле хотела, чтобы он был, как никогда, грязным.
— Попробуй, — ответила я, понимая, что играю не по правилам, но мне нужно было что-то от него получить. Эти парни любили играть со мной в кошки-мышки. Несмотря на их заявления об одержимости, нашу странную историю, на то, что они сосредоточились на мне. Им всем нужно поработать над тем дерьмом, что принято называть «слюнявыми романтическими штучками». — Скажи мне, Хаэль. Что означает для тебя мое присутствие здесь?
— Это значит, что меня можно спасти, — быстро ответил он, словно эта мысль только что пришла ему в голову. На этот раз, когда он одарил меня своей дерьмовой ухмылкой, это выглядело искренне. — Блять, может я тоже мог бы стать поэтом? — он переместился с центра комнаты под свет с пушистыми, белыми мошками, остановился, едва не коснувшись меня. — Твое присутствие здесь означает для меня, что возможно, лишь возможно, — он замолчал, чтобы указать на значок Бэтмена на моей одолженной футболке, — идеи добра против зла, счастливых концов и великой любви.. не такой уж и бред. Возможность, Блэкберд. Вот, что ты значишь для меня, что значила с того момента, когда мы прижались друг к другу в приюте для бездомных в дерьмовую, штормовую ночь.
— Блять, — выдохнула я, мои руки подрагивали, когда Хаэль засунул руки под футболку, пальцами обнаружив мои обнаженные бедра и выругавшись про себя. — Может, ты прав? Может, тебе стоит попробовать себя в поэзии?
Он усмехнулся, но сейчас звук был другим, более глубоким, это был, если можно так сказать, интимный тон для спальни.
— Да уж, нет, — прошептал Хаэль, наклоняясь, чтобы прижаться ртом к моей шее. — Я оставлю писательство тебе, а ты предоставь мне взрывчатки и машины. С чем еще мы не сможем справиться, заставим парней разобраться. Вот, что мне нравится во всей этой договоренности, Берни. У всех есть работа, у всех есть цель, — он поднял футболку, остановившись на полпути к моей голове так, что мой рот был единственной неприкрытой частью лица.
Когда он поцеловал меня, то на вкус был как разбитое сердце и автостоянки с забегаловками из пятидесятых, классические машины и горячая, летняя страсть.