— Что, блять, мы только что увидели? — пробормотала она, когда взяла боксеры, надела их обратно, в то время как я поправлял свои штаны.
— Сюжетный поворот, — мягко ответил я, у меня голова шла кругом, когда я думал о том, как мы могли бы использовать его. — Тот, что можно полностью изменить ход игры.
— Подожди, когда Виктор об этом услышит, — начала Бернадетт, но затем она посмотрела на меня, и я выдержал ее взгляд.
Прежде чем я смог осознать, что делаю, я прижал ее к стене, а она разорвала мои штаны.
Мои бедра вдалбливали ее в стену, пока мы вместе скользили в неистовом шторме с когтимыми пальцами и голодными ртами. Я даже не потрудился снять боксеры, отодвинув их в сторону, чтобы просто быть ближе к ней. Единственный человек в мире, которого я на самом деле хотел касаться.
Это не продлилось долго, но оно и не должно было.
Бернадетт сегодня вечером задала мне вопрос: хочешь, чтобы я продолжала касаться тебя?
Теперь она знала правду: я хочу.
Отчаянно хочу.
Бернадетт Блэкберд
После трехдневных выходных в шикарном лыжном домике, полном газиллионеров и сестер-трахальщиц (я знала, что с этим Джеймсом Баррассо что-то не так), вторник в школе Прескотт был той еще тягомотина. Я до сих пор была в шоке от той херни, которая происходила между Джеймсом Баррассо и Тринити Джейд. Я тут же предположила, что они трахались, когда увидела его на ее идиотской вечеринке-игре в «Загадочное убийство», но это...это было больше, чем я могла себе представить.
Они родственники.
Тринити — дочь Максвелла Баррассо.
Я задрожала и провела рукой по лицу. Конечно же, инцест. Как будто этот сюжет и так не был достаточно извращенным.
Я была так занята проигрыванием этой сцены в голове, что совсем не слышала мистера Дарквуда. Он проходил мимо с листом, объясняя наше следующее эссе, а потом специально остановился у моей парты, чтобы посмотреть на меня сверху вниз.
— Ты же не вручишь мне очередную нелепую бумажку о слове «эбоновый», не так ли? — спросил он, а я просто уставилась на него в ответ, словно он, блять, выжил из ума.
Я не ненавидела этого парня, но, черт подери, он знал, как меня разозлить.
— Вообще-то, я планировала специально написать о том, как девушки стыдят других девушек за то, что не убирают воском волосы, которые естественно растут у них между ног. Словно от того, что ваша пизда выглядит, как в препубертатном возрасте, она становится сексуальнее. Опять-таки, я, стыдящая их за депиляцию воском, это сама по себе мезогиния. От того, что женщины принижают друг друга из-за чего-то настолько тривиального, тошнит, не так ли? Явно это инструмент патриархата.
Мистер Дарквуд смотрел на меня долгую гребанную минуту, а потом отправил меня в кабинет директора с запиской, в которой причиной за мое исключение с урока были написаны «вульгарность» и «дерзость». Не то, что бы это имело значение, учитывая, что теперь Ванн был собачкой Хавок, но какая разница.
Я решила пойти в уборную, чтобы освежить помаду, когда увидела Стейси Лэнгфорд, направляющуюся в кабинет Ванна с такой же запиской в руке. Она не увидела меня, так как уже была на полпути, и я открыла рот, чтобы окликнуть ее.
Вот тогда-то и началась вся эта хренотень, из которой состоял вторник в школе Прескотт.
Мужчина вошел в школу, словно владел этим местом, и посмотрел на Стейси.
— Ты Стейси Лэнгфорд? — спросил он, и она остановилась, повернувшись, чтобы посмотреть на него с вскинутой бровью и выражением лица, пропитанным скептицизмом и презрением.
— Кто, блять, хочет.. — начала она, но не закончила предложение, потому что мужчина достал пистолет и всадил пулю прямо ей в голову так быстро, что я едва ли успела моргнуть.
Ее тело упало на пол, когда стрелок достал лыжную маску со своего кармана и надел ее, направляясь прямо в класс мистера Дарквуда. Он шел с одной лишь целью на уме, которая сказала мне одну особенно важную вещь: он искал меня.
— Что здесь происходит? — огрызнулся мистер Дарквуд, открывая дверь и побледнев, когда увидел, с чем столкнулся.