Я задрожала, когда его руки скользнули по моим ребрам к верхней части спины, расстегнули лифчик и позволили ему упасть мне на колени.
— Заберись на кровать, — сказал он, его голос был темным и низким, руки тряслись, пока он поднимался, слегка поморщившись от этого движения и потерев колено. Эта часть его была самой поврежденной, с наибольшим количеством шрамов. Я могла лишь представить постоянную боль, с который он должен жить.
Я нежилась в подушках, надеясь, что он разденется, прежде чем присоединиться ко мне. Вместо этого, когда он залез на кровать, то был полностью одет и в обуви. Начав с левой стопы, он прокладывал вверх дорожку из поцелуев и прошелся по копне бледных волос между бедер, достаточно приближаясь к моему клитору, чтобы заставить извиваться, при этом не избавляя от это отчаянной, ноющей боли.
Его правая рука накрыла мою обнаженную грудь, пальцами разминая мягкую округлую массу, облизывая сосок на противоположной стороне. Его язык был горячим и гладким, но он держал его довольно-таки далеко от розового кончика, что казалось будто я сходила с ума.
— Дыши, — повторил он, кладя ладонь на мою грудь, когда его рот поднялся к моему, целуя медленными, томными движениями, которые обещали нам все время мира. В действительности мы оба функционировали в рамках заимствованного времени. Со всем происходящим дерьмом мы знали, что никто и ничто не может и не станет обещать вечность.
Каллум сильно прикусил мою нижнюю губу, останавливаясь, чтобы не вызвать кровотечение, и надавил рукой мне на грудь, чтобы успокоить меня. Это была пытка, особенно, когда он целовал от края челюсти до уха и тоже его прикусил. Теперь я извивалась, но, хотя бы, все еще дышала и тоже очень тихо. Не издала ни единого звука, даже когда он начал посасывать кожу на моей шее, языком пробуя на вкус мой быстрый пульс.
Мои ноги широко раздвинулись, обвив его, я желала большего и обнаружила, что меня отвергли. Он не станет тереться об меня, не прикоснется ко мне между бедрами. По крайней мере, он не делал этого добрых пятнадцать минут. Может больше. Может полчаса.
— Каллум, я не могу этого вынести, — призналась, когда он зарылся носом в пространство между шеей и плечом и прикусил его.
Теперь я вся вспотела, абсолютно промокла. Одному Богу известно, как долго мы здесь находимся.
С позитивной стороны, призрак Кали, казалось снова исчез. Это же хороший знак, не так ли?
Без предупреждения Кэл скользнул рукой между моими бедрами и вошел двумя пальцами в расплавленный жар моего ядра, прежде чем я успела понять, что он воспринял мои слова всерьез. Его большой палец размазывал мои собственные соки по моему клитору, массируя его, пока он трахал меня рукой, так же медленно и легко, как и целовал.
Мои пальцы сцепились у него за шеей, пока он смотрел на меня сверху-вниз гораздо менее уязвленно, так как он все еще был одет, а я — нет. Решила пойти дальше и потянулась правой рукой между нами, чтобы нащупать член.
Он был толстым и горячим под моей ладонью, даже несмотря на его джинсовые шорты.
— Иногда нужно ждать, — сказал Кэл, хватая меня за запястье и поднимая над моей головой. — Даже если ожидание дольше, чем хотелось бы. Затем, когда придет время, ты нападаешь. Вот, как я так двигаюсь. Я жду, наблюдаю и никогда не делаю что-то, пока не придет время. Например, тебя, Берни. Я ждал очень долго, чтобы взять тебя.
Он ввел в меня третий палец, и мои бедра поднялись с кровати, тело пульсировало вокруг его руки. Я толкалась об него, впиваясь ногтями в плечи его толстовки и желая сорвать ее.
Он не менял темпа, двигая пальцами входя-выходя, пока не добавил четвертый. Его губы дразнили впадинку моего горла, а потом он сильно прикусил, вдалбливаясь в меня рукой снова и снова, пока я не кончила так сильно, что увидела звезды, и застонала так громко, что меня наверняка услышит каждый любопытный сосед на этой улице.
А затем я, вялая и дрожащая, рухнула на простыни.
Кэл сел и вытер руку об толстовку с маленькой, тайной улыбкой, играющей на его сказочных губах.
— Мне в любом случае надо было постирать ее сегодня, — объяснил он, наклоняясь в последний раз, чтобы прижаться поцелуем к низу моего живота. — Ты хорошо справилась, Бернадетт.
Я ничего не сказала, когда Каллум встал и вышел из комнаты. К тому времени, как я оделась и пошла в гостиную, он уже ушел обратно к бабушке.