Михаил второй день наблюдал за невестами из небольшого окошечка, специально прорубленного как раз напротив их строя. Никто его внимание не привлек. И вот, сегодня, снова наблюдал. Невесты уже не стояли столбами, боясь пошевелиться, две репетиции позволили расслабиться. Переминались, перешептывались. Вдруг, относительную тишину разорвал смачный звук пощечины. Шел со стороны княжны Волконской, в голове у которой было такое намешано, что Михаил даже смотреть в ее сторону не рекомендовал. Вот и сейчас, княжна отвесила оплеуху своей молоденькой спутнице, миловидной, по всему видно, дворяночке из бедных, и сейчас, шипя выговаривала ей. Миша, стоящий рядом усилил звук.
— Курица безмозглая, Дуська! Я какие духи велела подать? Дамасскую розу! А ты мне что суешь? Индийский жасмин! У меня от него голова болит! Говори, кто тебя нанял, что бы меня из смотра выкинуть! Мигом розу принесла, голодранка!
Девушка тихо плакала, но ответила::
— Никак невозможно, княжна, ваш братец младший давеча игрались и опрокинули половину флакончиков!
— Недоглядела, дурища! Чем мне теперь царя привлечь, сваха говорила, он аромат розы любит! Пошла вон, ежели к началу смотра не принесешь, велю высечь и к папеньке твоему, голодранцу отправить прикажу. Будешь у него огород полоть! Хоть первому встречному отдайся, но духи принеси!
Девица, плача, тихо выбралась из строя и вышла. Михаил глянул на Анну. Он знал ее любимый аромат. Анна открыла маленькую суму на пояске и достала почти полный флакон. Государь шепнул: — «Спасибо»! — Сдернул с головы шапку Мономаха, сунул Мише и вышел в коридор. Давешняя девица сидела на лавке и рыдала в три ручья. Михаил подошел, молясь, что бы его не узнали, подсел рядом и спросил:
— Отчего слезоразлив? Смотр еще не прошел, никому не отказали, почто ревешь? — И протянул свой платок.
— О! — девица вытерла глаза платочком — я не из-за отбора плачу, мне невестой быть не по чину. Я сирота, отец роду хорошего, но беден. Матушка умерла, когда я в младенчестве была. Батюшка с Пожарским воевать ушел, а меня родственникам старшим отдал. Волконским. А княжна Мария, нраву очень строгого, все время шпыняет, как будто я не сестра ей троюродная, а сирота роду подлого, два раза высечь приказывала. И теперь угрожает, если духи нужные не принесу. И к отцу отослать. А тому самому с братом кушать нечего. Прости, боярин, спасибо за платок, пойду я, поспрошаю, может у других невест найдется, пожалеют сироту, отольют чуток!
— Погоди, как тебя звать-то?
— А тебе зачем?
— Интересуюсь. Судьбы у нас схожие. Тоже по чужим людям рос.
— Дарья я, Стрешнева.
— Спасибо! Ты платок себе оставь, сохрани, спросят показать, объявишь. А теперь держи, неси своей сестре-злыдне! — И протянул флакон с розой.
— Спасибо, боярин, век молиться буду за твою доброту!
Слезы высохли, обрадованная Дарья поспешила в зал, к невестам, даже не задумавшись, откуда у нарядно одетого боярина нужные духи.
Михаил вернулся к ожидающим его Муромским. Миша сразу понял — что-то случилось. Глаза задумчивые, на губах улыбка. Платка заветного в руках нет.
— Миша, срочно, узнай все о Стрешневых, родне Волконских. И о девице Дарье! До завтра! Сегодня еще протяну, а завтра решать надо!
— Сделаю! — Миша выскочил из комнатушки. Вслед за ним появилась недовольная Марфа.
— Куда ты его услал? Он сейчас здесь нужен! И где платок?
— Туда, где он нужней. Сегодня все равно не решу, до завтра подождут. Сегодня только пройдусь. Царь я или нет? Имею право спокойно выбрать!
Невесты заждались, но все тут же замерли навытяжку, когда распахнулись двери парадные, и вышел вначале патриарх с инокиней Марфой, а за ними царь.
Дарье очень хотелось на царя хоть глазком глянуть, но княжна толкнула ее локтем и приказала:
— Голову опусти, дура, что бы зареванной мордой царя не испугать.
Даша покорно голову опустила. — «Так ничего и не увижу» — расстроилась она. По тому, как затихали шепотки, она понимала, что царь приближается, но головы поднять не смела. Около Волконской Михаил притормозил, стараясь еще раз рассмотреть милое ему лицо, но увидел только склоненную голову. Недобро посмотрел на княжну, ухмыльнулся краем рта, и прошел дальше. Вернулся, сел на трон и объявил.