Дядя Вася очень обрадовался гостям и чуть не задушил Олега в объятьях. А когда мой товарищ объяснил ему, что мне нужно, то без лишних слов проводил меня к кабинету этого самого Сапожкова.
– Иван Ильич, к вам гость, – с этими словами дядя Вася открыл дверь с табличкой «проф. Сапожков» и затолкал меня в кабинет.
– Вы ко мне? – спросил Сапожков.
Профессор оказался худеньким и маленьким человечком с огромными стрекозиными очками на носу.
– Да. Я вот по какому вопросу… Я тут решил задачу… Теорему Ферма доказал… Ферма', а не фе'рмы… Может, слышали о таком? Понимаете, я тут пришёл к интересному выводу…
Профессор вначале слушал меня внимательно, или только делал вид, что слушает. Но, как только я произнёс имя Ферма, он нахмурился и неожиданно заявил мне:
– Вы что, с Луны свалились? Считаете себя умнее других? Триста семьдесят лет лучшие математики всего мира не могут доказать эту теорему, а вы вот взяли и одним махом решили её… Выбросьте из головы эту навязчивую идею-фикс…
Я хотел признаться профессору, что действительно прилетел с другой планеты, и что впервые слышу про Фикса, да вдруг вспомнил про соседку.
– Нет, я не умнее других, – ответил я. – Просто мне показалось, что при помощи нулей и единиц можно решить эту задачу.
– Когда кажется, креститься надо! Вы, кстати, крещёный?
– Не знаю, – честно признался я, пытаясь понять, что это за новое для меня математическое действие – крещение.
Потом я решил, что так профессор Сапожков называет действие сложения, ведь крест можно назвать плюсом. А, следовательно, если он спрашивает о сложении, то вероятнее всего имеет в виду – женат ли я. И я ответил:
– Нет, я не женат. Скажите, а где мне найти Фикса?
Профессор как-то странно посмотрел на меня и сказал, что мне лучше обратиться в «скорую помощь». Потом, сославшись на большую занятость, взял меня за руку и вежливо вытолкал за дверь.
Дядя Вася спокойно отнёсся к моей неудаче и тут же посоветовал заглянуть к другому знатоку математики – к доценту кафедры алгебры университета Егорычеву.
– Он, хоть, и пониже рангом, чем профессор Сапожков, но ни капельки не глупее, – по секрету сообщил дядя Вася. – Только ему одному удалось доказать недоказуемую раньше теорему Ван-дер-Вардена. Очень крутая была теорема.
Доцент был в своём кабинете. Он очень внимательно выслушал меня и сказал, что мои выводы имеют определённый интерес. Но у него нет времени заниматься моими расчётами. И ещё он сказал, что не является специалистом по теореме Ферма.
По словам Егорычева, я изобрёл велосипед.
– Что такое велосипед? – спросил я его.
Доцент с удивлением посмотрел на меня.
– Велосипед, – объяснил он мне, – это такое примитивное устройство с двумя колёсами, которое каждый раз изобретают люди, плохо разбирающиеся в велосипедах.
Десять цифр я заменил двумя – нулём и единицей, а такая операция известна людям больше двух тысяч лет. Это – двоичная система счисления. Так объяснил мне доцент.
– Как я могу изобрести велосипед, если даже не знаю, что это за примитивное устройство?
Егорычев пожал плечами и произнёс уже известную мне фразу:
– Вам надо обратиться в «скорую помощь»…
Дядя Вася и в этот раз не пал духом. Он провёл нас с Олегом в свою каморку, где мы долго сидели и говорили о математике. Я рассказывал дяде Васе про нули и единицы, про теорему Ферма (именно Ферма', а не фе'рмы, уточнял я), а он кивал головой и что-то записывал. В конце концов, он посоветовал мне поработать с книгами и даже дал одну почитать. Это была «Занимательная математика Перельмана».
Перед тем, как расстаться с товарищами, я спросил, как мне попасть в «скорую помощь». На что Олег ответил мне со смехом, что самый быстрый и проверенный способ – попасть под машину. Или, на худой конец, просто упасть в обморок на улице.
Под машины кидаться мне совсем не хотелось, как и падать в обморок. Да и смысла в последнем я не видел. Ну, потеряю я сознание. А что потом? Какой смысл мне видеться с Фиксом, если я буду в отключке?
Нет, такой способ встречи с самым известным математиком меня никак не устраивал. А поговорить с ним нужно было обязательно, ведь он считал, что теорему Ферма доказать было невозможно. Я же не мог ошибиться в своих расчётах. Я доказал её. Мои нули и единицы не давали мне шанса на ошибку.