В это время в Мариинский Дворец было сообщено, что ко дворцу двигается вооруженная толпа. Все растерялись и... решили разойтись. Ворвавшаяся чернь (народ, как потом писали) начала разгром дворца.
Царское Правительство перестало существовать, не использовав против революции находившуюся в его распоряжении воинскую силу. Только Беляев продолжал еще короткое время бороться, вплоть до своего ареста. С ним был Занкевич, который фактически командовал не перешедшими к мятежникам частями. Он приказал собраться частям во дворе Зимнего Дворца. Произнес речь о событиях и... все. Никаких приказаний. Настроение понижалось. Когда подошло время ужинать, стали расходиться по казармам, сперва ушли Преображенцы, затем Павловцы. Ушли и не вернулись. Ночью генералы решили перейти в здание Адмиралтейства. Оставалось всего 1.500-2.000 человек. Там оказались, кроме Беляева и Занкевича, Хабалов, Балк и другие. Начальства было много, но... никто не командовал, все чего-то ждали и не знали, что делать. Мороз делал свое дело. Солдаты были одеты налегке. Спрашивали друг у друга, почему не вызываются военные училища. Хабалов лгал, что они получили какое-то другое назначение. Приезжал Кирилл Владимирович и говорил, что положение безнадежно. Приехавший генерал-адъютант Безобразов советовал не оборонять никому не нужное Адмиралтейство, а перейти в наступление.
Но генералы решили, что дело проиграно (по их же вине; вернее, тех "высших генералов", которые все это могли предвидеть) и надо вернуться в Зимний Дворец и оборонять его как символ Царской Власти. Все отправились во главе с горе-генералами к Зимнему Дворцу. И... опять "застыли" и стали ждать. Чего? Они и сами не знали. Солдаты стали расходиться. Ночью приехал Великий Князь Михаил Александрович и заявил, что войска надо увести из Дворца, так как он "не желает, чтобы войска стреляли в народ из дома Романовых". Совершенно сбитые с толку генералы, сделав неудачную попытку связаться с Петропавловской крепостью, ушли опять... к Адмиралтейству. Оставление Дворца по приказанию Великого Князя, брата Государя, произвело удручающее впечатление. (Позже мы увидим, как члены Императорской Фамилии "вообще" себя вели. Это было полное вырождение.) Офицеры не понимали ничего. Да и трудно было понять, когда оставшимся верными долгу и присяге мешали выполнять свой долг.
В городе же победоносная солдатня осаждала казармы еще не присоединившихся к революции частей, нападала на офицеров, громила, что могла. Офицерство разбегалось. Какие-то подозрительные типы руководили всей этой рванью. Дольше всех сопротивлялся Финляндский полк. Потом уступил толпе и он.
Потом все устремилось в Таврический Дворец — Государственную Думу — цитадель революции. В Думе Временный Комитет тоже не знает, что делать. Милюков и другие "лидеры" стали уговаривать Родзянко в том, что "Дума должна взять власть в свои руки".
Позже, в эмиграции, Милюков писал в своей газете, в статье "Первый день".
"Тяжкие четверть часа (размышления Родзянко — В.К.). От решения Родзянки зависит слишком много: быть может, зависит весь успех начатого дела. Вожди Армии с ним в сговоре (Подчеркнуто мною — В.К.) и через него с Государственной Думой".
Наконец, Родзянко "согласился". Временный Комитет объявляет себя властью. Комендантом Петрограда комитет назначает члена Думы отставного полковника Генерального Штаба Энгельгардта.
В 6 часов утра 28-го Родзянко послал Алексееву и главнокомандующим фронтами телеграмму.
"Временный Комитет членов Государственной Думы сообщает Вашему Высокопревосходительству, что ввиду устранения от управления всего состава бывшего Совета Министров правительственная власть перешла в настоящее время к Временному Комитету Государственной Думы".
Во второй телеграмме Родзянко сообщал:
"Временный Комитет, при содействии столичных войск и частей и при сочувствии населения, в ближайшее время водворит спокойствие в тылу и восстановит правильную деятельность правительственных установлений".
Это была сознательная ложь: власть не принадлежала Временному Комитету. Она принадлежала Совету Рабочих и Солдатских Депутатов. Когда Щегловитов был арестован, Керенский сказал ему:
"Господин Щегловитов, от имени народа объявляю вас арестованным. В это время сквозь толпу протискивалась могучая фигура Родзянки.
— Иван Григорьевич, — как радушный хозяин обратился он к Щегловитову, — пожалуйте ко мне в кабинет.
Замешательство разрешил студент, заявивший:
— Нет, бывший министр Щегловитов отправится под арест, он арестован от имени народа.