15/Х 11-1917 г. Тобольск:
"Вяжу маленькому теперь чулки, он попросил пару, его в дырах, а мои толстые и теплые... У Папы брюки страшно заштопаны тоже, рубашки у дочек в дырах... У меня масса седых волос... За упокой дала записочку в нашей церкви и чувствовала таким образом — соединюсь со всеми..."
18/ХП-1917 г. Тобольск:
"...Какая я стала старая, но чувствую себя матерью этой страны и страдаю, как за своего ребенка, и люблю мою родину, несмотря на все ужасы теперь и все согрешения. Ты знаешь, что нельзя вырвать любовь из моего сердца и Россию тоже, несмотря на черную неблагодарность к Государю, которая разрывает Мое сердце, но ведь это не вся страна. Болезнь, после которой она окрепнет. Господь, смилуйся и спаси Россию!.. Страданье со всех сторон. Сколько времени никаких известий от моих родных. А здесь разлука с дорогими, с тобой. Но удивительный душевный мир, безконечная вера, данная Господом, и потому всегда надеюсь. Дорогое Мое дитя... Мы все простили и только любим. Я временами нетерпеливая, но сержусь, когда люди нечестны и обижают и оскорбляют тех, кого люблю... Целую, благословляю, молюсь без конца".{471}
Сто двадцать пять лет тому назад другая женщина, королева Мария-Антуанетта переживала свои нестерпимые муки с таким же христианским смирением, как и Государыня.
"Как и Людовик XVI, Мария-Антуанетта никогда не вышла из христианского смирения. Этому отдали должное даже Ее враги. Она увидит вокруг Себя тени смерти и Она дойдет до пределов отчаяния".{472}
Протопресвитер Г. Шавельский, обвиняя Государыню во всех смертных грехах, повторяя за всеми клевету и ложные слухи, помещает во втором томе своих воспоминаний главу XI "Царь и Царица в заточении". И тут тон Шавельского совершенно меняется. Он пишет о Государыне совсем другое.
"В моем собственном сознании образ Императрицы Александры Феодоровны двоится, представляясь в двух совершенно различных очертаниях. Царица Александра Феодоровна на троне и Она же в заточении, в изгнании — это как бы две разные фигуры, во многих отношениях не похожие друг на друга. Царица на троне — властная, настойчивая и непреклонная, Царица в изгнании — смиренная и кроткая, незлобивая и покорная. Даже вера в Бога и Его святой Промысел у заточенной Царицы становится иною — более спокойной, проникновенной и глубокой, нежной и чистой".{473}
Возможно ли это? Так ли это? Нет. И здесь неправда. Государыня Императрица Александра Феодоровна всегда была властной и на троне, и в заточении (я приведу об этом свидетельства), всегда была и глубокой, и чистой, всегда любила Россию, всегда была подлинной христианкой, подлинной Царицей Православного Царства. Всегда была примерной женой и матерью, скромной, даже застенчивой и исполнявшей свой долг.
А вы все, отец протопресвитер и генералы во главе с вашим любимцем Алексеевым, и "либеральные" министры, и Николай Николаевич, и другие Великие Князья, и всякие "прогрессивные" и "передовые" деятели, обливали грязью эту необыкновенную и по уму, и по силе воли женщину, свою Государыню, и клеветали, и плели всякий вздор, делали то, что нужно было врагам России для ускорения гибели нашей Родины, и брали большой грех на свою душу. И только когда пришла эта ужасная, мерзкая, отвратительная, вонючая революция, вами всеми же вызванная к жизни, тогда вы все испугались. И увидели все в другом свете. Не лучше ли, не проще ли, не благороднее ли сознаться в своем ужасном грехе и молить Господа Бога о прощении и своего греха, и нашего всех общего перед преданным Венценосцем и его Супругой, его Семьей, пред загубленной Родиной, перед поруганными святынями, перед нашим Тысячелетним Прошлым? Да, это был страшный грех, и его последствия мы все явственно ощущаем. Но конец ли это уже или нет? Боюсь, что нет. Еще не изверглись до конца хляби гнева Господня на всех нас!
Государя, Государыню и Великую Княжну Марию Николаевну привезли в Екатеринбурге в дом Ипатьева, который уже был обнесен высоким забором. Один из будущих палачей Шая Голощекин (самый злобный и мерзкий) сказал Государю: "Гражданин Романов, Вы можете войти".{474}
Так же прошли в дом Государыня, Великая Княжна и несколько человек прислуги. «Когда Государь был привезен к дому, около дома стал собираться народ, Голощекин крикнул: "Чрезвычайка, чего вы смотрите!"