134
134. Великий Князь Александр Михайлович. Указ. соч.. сс. 119-121.
135
135. Бубнов А. В Царской Ставке. Нью-Йорк, 1955, с. 35.
136
136. Там же, с. 190.
137
137. Шавельский Г. Указ. соч., сс. 125,129, 137, 138.
138
138. Там же, сс. 300, 301.
139
139. Там же, сс. 292,293.
140
140. Данилов Ю. Великий Князь Николай Николаевич. Париж, 1930, сс. 5, 7, 8.
141
141. Там же, с. 14.
142
142. Сухомлинов В. Великий Князь Николай Николаевич (младший). Берлин, 1925, сс. 48, 49. Недавно вышла книга "Царственная Инокиня" (Одесса. Свято-Архангело-Михайловский женский монастырь, 1995), посвященная матущке-оеновательнице Киевского Покровского монастыря Великой Инокине Анастасии, в миру Великой Княгини Александры Петровны (+13 апреля 1900 г.).
143
143. Сухомлинов В. Указ. соч., сс. 51,52,98.
144
144. Цитату разыскать не удалось
145
145. Цитату разыскать не удалось,
146
146. Мельгунов С.П. Легенда о сепаратном мире. Париж, 1957, сс. 46,47.
147
147. Кондзеровский П.К. В Ставке Верховного, сс. 22, 23, 68.
148
148. Шавельский Г. Указ. соч.. сс. 114,115.
149
149. Генерал Спиридович А.И. Великая Война и Февральская Революция 19141917 гг. Вселавянское изд-во, т. I-III. Цитату уточнить не удалось — неизвестно, на страницы какого тома ссылается В. Кобылин: сс. 103, 109,110. О деле Мясоедова есть материал в "Архиве русской революции" т. XIV. Еще об этом деле довольно подробно пишет советский историк Яковлев Н.Н. в книге "I августа 1914" (издание третье. М., Москвитянин, 1993, с. 152-160). Поскольку его описание отличается "советской" эмоциональностью, предлагаем сокращенное изложение этой истории: До войны полковник Н.С. Мясоедов был старшим жандармским офицером на пограничной станции Вержбилово, Его лично знал Император Николай II, а император Вильгельм II приглашал русского полковника в свое охотничье имение, находившееся поблизости от русской границы, и даже подарил свой портрет с автографом. Однажды он разоблачил политическую провокацию, связанную с контрабандой, из-за чего тень пала на охранное отделение. Скандал рассматривался в суде, где Н.С. Мясоедов выступал свидетелем. Однако Мясоедова отправили в отставку. Жена Мясоедова была знакома с супругой военного министра Сухомлинова, и осенью 1911 года Сухомлинов добился у Государя разрешения взять Мясоедова к себе на службу. Полковник был восстановлен в корпусе жандармов, и министр поручил ему учредить нечто вроде личной контрразведки в армии. Через полгода в военное министерство пришло письмо от министра внутренних дел о Мясоедове, который через цепочку фирм будто бы связан с кем-то, замеченным в шпионаже. Письмо попало в руки помощника Сухомлинова — масона генерала Поливанова, уже тогда метившего на место своего шефа. Он поделился с Гучковым материалом против военного министра. Вместе с редактором "Вечернего Времени" Б. Сувориным Гучков в апреле 1912 года пустил в русскую печать разоблачительные статьи под броскими заголовками: "Кошмар", "Кто заведует в России военной контрразведкой". Конечно, для Гучкова Мясоедов был поводом, он целил в военного министра. сделав 3 мая сенсационное заявление: "Циничная безпринципность, глубокое нравственное безразличие, ветреное легкомыслие, в связи с материальной стесненностью, необходимостью прибегать к нечистоплотным услугам разных проходимцев и, наконец, женское влияние, которое цепко держало Сухомлинова в рабстве, — все это делало его легкой добычей ловких людей... Русский военный министр — в руках банды проходимцев и шпионов... Я решил бороться и довести дело до конца." Мясоедов вызвал на дуэль Суворина, тот отказался. Полковник отпустил ему несколько увесистых затрещин и с тем же предложением отправился к Гучкову. Они стрелялись. Гучков получил царапину и великую славу: когда он с рукой на перевязи появился в Таврическом дворце, Дума устроила ему бурную овацию. Мясоедову пришлось уйти в отставку. Он взывал о справедливости, требовал отмести клевету, подал на Гучкова и Суворина в суд. Дело замяли, в газетах прошли опровержения, а расследования военно-судного управления и министерства Внутренних Дел доказали, что на Мясоедова возведен поклеп, о чем официально объявили в Думе. С Сухомлиновым Мясоедов рассорился, полагая, что министр не сделал всего необходимого для его защиты. С началом войны Мясоедов обычным порядком (Сухомлинов тут не при чем) пошел в армию и оказался в знакомых местах — он занимался войсковой разведкой в Восточной Пруссии. Вокруг него снова завязался клубок интриг. Приятель Гучкова Ренненкампф, подозревая в чем-то полковника, приставил к нему агентов. В феврале 1915 года случилось несчастье — гибель XX корпуса в Августовских лесах, отход 10-й армии. Стали искать виновных. В это время из немецкого плена явился некий подпоручик Колаковский. Он согласился быть немецким шпионом, чтобы добиться освобождения. Подпоручик нес несуразицу, которой не придали бы значения, если бы в его показаниях не мелькнуло имя Мясоедова (по воле Колаковского или по внушению — неизвестно). Об этом доложили Верховному Главнокомандующему Великому Князю Николаю Николаевичу, и он немедленно распорядился судить Мясоедова. Арестовали полковника и еще 19 человек, в том числе и жену Мясоедова, и стремительно развернули дело о '"шпионаже", которое ничем не подтверждалось. Когда 18 марта 1915 года в Варшавской цитадели собрался суд, исход был предрешен. Верховный Главнокомандующий уже распорядился — "повесить". Мясоедову голословно инкриминировалась передача в течение многих лет до войны "самых секретных сведений" германским агентам. Судей не заботило, что не было названо ни одного имени, как и то, что все это было признано клеветой еще до войны. На суде фигурировала справка о расположении частей 10-й армии в январе 1915 года. Она была выдана Мясоедову официально перед поездкой по фронтовой линии, что он и объяснил. Подсудимый, естественно, не признал себя виновным в предъявленном обвинении в "шпионаже", согласившись только с одним пунктом обвинительного акта — мародерством, пояснив, что брал с ведома начальства и не один — "все берут". Был вынесен приговор повесить, привести в исполнение через два часа. Полковник не был трусом, сохранил присутствие духа, набросал телеграмму жене и дочери: "Клянусь, что невиновен, умоляй Сухомлиновых спасти, просите Государя Императора помиловать". В туалете он сломал пенсне и нанес стеклом глубокий порез в области сонной артерии. Вероятно, он надеялся протянуть время. Но палачи торопились. Нарушив элементарные законы в суде, они не стали возиться с раненым, истекающим кровью. Мясоедова на руках отнесли в камеру, кое-как перевязали, подтащили к виселице и привели приговор в исполнение. И только после этого послали его на утверждение Великому Князю Николаю Николаевичу. Максимальную выгоду из этого извлек Гучков. Он торжествовал, заявляя, что в 1912 году оказался "прав". Сухомлинов под прессом обвинений в срыве снабжения армии не разглядел, что "дело" Мясоедова — бомба замедленного действия, подложенная под него самого. Он пальцем не пошевелил, чтобы разобраться в обвинениях, предъявленных Мясоедову, а узнав о казни, с облегчением пометил в дневнике: "Бог наказал этого негодяя за шантаж и всякие гадости, которые он пытался мне устроить за то, что я его не поддержал". Верховная следственная комиссия, занявшаяся делами бывшего военного министра, была создана в августе 1915 года "для всестороннего расследования обстоятельств, послуживших причиной несвоевременного и недостаточного пополнения запасов военного снаряжения". В рассмотрение дела быстро вмешалась думская политика. Формула обвинения звучала так: "Противозаконное бездействие, превышение власти, подлоги по службе, лихоимство и государственная измена". Последние два слова заслонили все, только так и говорили о заточенном в Петропавловской крепости военном министре. По ту сторону фронта истерическая кампания в России вызывала величайшее удовлетворение, на глазах подрывался моральный дух противника. Руководитель австрийской разведки М. Ронге спустя много лет по окончании войны писал: "Русское шпионоискательство принимало своеобразные формы. Лица, которые были ими арестованы и осуждены, как, например, жандармский полковник Мясоедов, Альтшуллер, Розенберг, председатель ревельской военной судостроительной верфи статс-секретарь Шпан, военный министр Сухомлинов и другие, не имели связи ни с нашей, ни с германской разведывательной службой. Чем хуже было положение русских на фронте, тем чаше и громче раздавался в армии крик — предательство!" Руководитель германской разведки полковник В. Николаи называл в своей книге, вышедшей в 1925 году, "дело" Мясоедова и все сопряженное с ним "необъяснимым", ибо "Мяс