– Да? И о каком же народе идет речь?
– О потомках Измаила, – с напускным безразличием ответил Лу. – Об арабах.
Юсуф кивнул.
– Еще одна характерная черта подобных конфликтов, – сказал он, показывая на доску, – это склонность демонизировать противников. Один из способов демонизации – распихивание других по безличным категориям: например, белые шовинисты, или ленивые чернокожие, или грубые американцы, или высокомерные европейцы, или жестокие арабы, или хитроумные евреи, и так далее. Поступая так, мы превращаем огромные массы незнакомых нам людей в объекты, а многих из них – еще и в наших врагов.
– Я не делаю никого своими врагами, Юсуф. Я лишь называю тех, кто объявил себя моими врагами.
– А это сделали все арабы? – спросил Юсуф. – Они назвали лично вас, Лу Герберт, своим врагом?
В первый момент этот вопрос показался Лу ударом под дых, но потом он расслабленно отклонился на стуле. В его глазах вдруг загорелся огонек вернувшейся уверенности.
– Почему вы так настойчиво пытаетесь сменить тему?
– Мне так не кажется, Лу.
– А мне кажется, – возразил Лу. – Вы отвечаете на любой мой вопрос своим вопросом, не связанным с темой. Вы не хотите идти в направлении, в котором ведут мои вопросы, поэтому постоянно уводите разговор в сторону.
Юсуф ничего не ответил.
– Вот что я вам скажу, Юсуф. Я отвечу на ваши вопросы, когда вы ответите на мои.
– Справедливо, – откликнулся Юсуф. – На какой вопрос вы хотите получить ответ?
Глава 7. То, «что» правильно, и так, «как» правильно
– Так, во-первых, – начал Лу, – я спросил, меняется ли что-то в конфликте, если одна из сторон права, а другая – неправа. И я спрашиваю вас снова: разве это не важно?
– Да, – ответил Юсуф, – это важно. Но не в том смысле, в котором вы считаете.
– Что это значит?
– Подумайте, Лу, – предложил Юсуф, – у вас когда-нибудь были конфликты с людьми, которые считали себя неправыми?
Лу подумал о Кори и о встрече с пятью директорами-бунтарями в зале собраний.
– Нет, – спокойно ответил он. – Но это не значит, что они правы.
– Верно, – согласился Юсуф. – Но, видите ли, ни один конфликт нельзя разрешить, пока все его стороны считают себя правыми. Это становится возможным лишь после того, как хотя бы одна из сторон задумается, может ли она в принципе быть неправа.
– Но что, если я прав?! – выпалил Лу.
– Если вы правы, то вы должны задуматься, в чем могли ошибиться.
– Это что еще за дурацкая загадка?
Юсуф улыбнулся.
– Это кажется загадкой только потому, Лу, что мы не привыкли задумываться о последствиях того, что глубже наших слов, действий и мыслей. Есть два способа захватить Иерусалим, применить практически любую стратегию или совершить практически любое действие, как уже обсуждал с вами Ави. А это значит, что я могу быть не прав, даже если захват Иерусалима – лучший или самый правильный поступок в данной ситуации. Если я не задумываюсь о том, как мог ошибиться на глубинном уровне, то могу прожить всю жизнь, искренне считая, что был на верной стороне данного конфликта, но при этом не смогу найти долгосрочных решений.
Самый глубокий способ быть правым или неправым, – продолжил он, – это наш способ бытия по отношению к другим. Я могу быть прав на поверхности – в моем поведении или позиции, – но при этом совершенно неправ в глубине, в моем способе бытия. Например, я могу накричать на детей, объясняя, насколько важны домашние дела. Я буду совершенно прав – домашние дела действительно важны. Но как вы считаете – смогу ли я добиться от них желаемой помощи и сотрудничества, если в моем сердце война и я на них кричу?
Лу вспомнил о Кори и о том, как трудно было в последние два года сказать спокойно хоть слово сыну.
– Итак, Лу, – продолжил Юсуф, – даже если вы совершенно уверены в своей правоте в конфликте с другими, можете ли вы с уверенностью сказать, что ваш способ бытия тоже был правильным? Можете ли вы сказать, что, не соглашаясь с ними, видели в них людей, а не объекты, и, соответственно, в вашем сердце был мир, а не война?
Лу, так и не проронивший ни слова, слегка ссутулился. Он знал, что ответ на этот вопрос очевиден для всех присутствующих. В его сердце не только не было мира: оно часто буквально наслаждалось межличностной войной.
Эта мысль снова вызвала воспоминания.
Лу вырос в Афинах, штат Нью-Йорк, в живописном городке на реке Гудзон в 120 милях к северу от Манхэттена и в 30 милях к югу от Олбани. Его отец выращивал яблоки, и ему приходилось работать круглые сутки каждый день, чтобы обеспечить семье хотя бы скудное существование. Они жили в белом обшитом вагонкой фермерском домике времен Гражданской войны, стоявшем всего в пятидесяти ярдах от западного берега Гудзона. Площадь фермы была довольно скромной – десять акров, но это был самый красивый уголок в графстве Грин – полуостров, вдававшийся в реку. С верхнего этажа домика виднелись горы Катскилл, высившиеся над вершинами деревьев к западу. Место было настолько восхитительным, что отец Лу не мог заставить себя уехать, хотя вполне можно было бы найти ферму намного больше и доходнее.