Когда Лу был маленьким, в семье была всего одна машина – красный фермерский грузовик 1942 года с четырехфутовыми деревянными бортами. Грузовик грохотал и кашлял, словно девяностолетний курильщик. Лу вырос, искренне считая, что обочина – это вторая полоса дороги, потому что отцу почти постоянно приходилось съезжать чуть не на траву, чтобы пропустить другие машины.
Так что покупка новой машины стала для Гербертов настоящим событием. Лу тогда было шестнадцать лет, и ему не терпелось похвастаться новой машиной друзьям из города. На следующий день после того, как отец приехал на машине домой, Лу спросил, нельзя ли взять ее, чтобы съездить за покупками. Отец сразу понял, как взволнован сын, и легко согласился.
Лу выбежал на подъездную дорожку и завел мотор. Низкий гул двигателя взбудоражил его, и он нетерпеливо провел рукой по приборной панели. А потом вспомнил, что оставил кошелек дома, и убежал за ним. Когда он выбежал обратно, машина к его ужасу исчезла! Лу запаниковал, а потом ему в голову пришла чудовищная мысль: машина могла съехать по пологому склону прямо в Гудзон.
«Я что, забыл запарковать ее? – в ужасе вопило сознание Лу, пока он мчался по подъездной дорожке. – Я что, забыл поставить на ручник?»
Там, где подъездная дорожка поворачивала, он действительно увидел свежие следы шин, которые вели вниз к реке. Лу подбежал к обрыву и посмотрел вниз. Из реки, что текла в двадцати футах внизу, на него смотрели фары отцовской машины. Он окаменел, наблюдая, как машина медленно и неотвратимо уходит под воду.
В оцепенении Лу дошел до дома, думая, что он сейчас скажет отцу. Войдя, он увидел отца, сидевшего спиной к нему в любимом вольтеровском кресле и читавшего газету. На какое-то мгновение Лу подумал, что лучше всего будет тихо уйти или, может быть, вообще сбежать из дома.
– Еще что-то забыл? – спросил отец, не оборачиваясь.
– Нет, – ответил Лу, чувствуя себя загнанным в угол. Теперь уже сбежать не получится – отец знает, что он здесь. Прятаться некуда.
– Пап, – начал он срывающимся голосом. – Я… я…
Он не смог продолжить. Хватая ртом воздух, он отчаянно пытался набраться смелости, чтобы все же рассказать, что произошло.
– Пап, я… машина… – после каждого слова у него сдавливало грудь. – По-моему, я забыл поставить ее на ручной тормоз, – на одном дыхании выпалил он. – Пап, она в реке. Машина в реке! Прости! Прости, пожалуйста!
Он всхлипнул, не в силах больше сдерживаться.
То, что произошло дальше, настолько глубоко отпечаталось в памяти Лу, что он был уверен: даже если у него будет болезнь Альцгеймера или еще что-нибудь похожее, это воспоминание уйдет самым последним.
Он дрожал, ожидая ответа отца. Тот даже не повернулся к нему – лишь по-прежнему сидел, держа в руках раскрытую газету. Отец медленно протянул левую руку к верхнему углу правой страницы и перевернул ее. А потом сказал те самые слова, которые Лу поклялся никогда не забыть:
– Ну, значит, придется тебе ехать на грузовике.
Вспомнив эти слова сейчас, Лу снова был поражен. Отец не наказал его, не отчитал, вообще никак не показал, что разгневан. Просто ответил: «Ну, значит, придется тебе ехать на грузовике».
Только сейчас Лу понял, что сердце отца было преисполнено мира в отношении Лу, и это чувство было настолько сильным, что его не смогло нарушить даже такое сильнейшее потрясение, как внезапная потеря машины, на которую он долго копил тяжким трудом. Возможно, в этот момент отец понял, что Лу ни за что не утопит в реке другую машину. Или что именно сейчас долгие нотации никак не помогут – лишь причинят боль сыну, которому и без того уже больно.
Которому и без того уже больно. Лу поразила эта мысль. У него тоже был сын, которому больно, но он очень редко избегал возможности отчитать его. «В кого я превратился? – безмолвно спросил он себя. – Почему я так быстро начинаю войну?»