Через сотни лет после Декарта ряд философов начал ставить под сомнение аргументы модернистской философии, которые начались с Декарта, в частности, то самое индивидуалистское допущение, ставшее фундаментом работ Декарта. Одного из этих философов звали Мартин Хайдеггер. Если бы Хайдеггер был современником Декарта, то наверняка задал бы ему вопрос: «Рене, скажите: откуда вы взяли язык, который позволил вам сформулировать идею “Я мыслю, следовательно, я существую”?»
Ави обвел взглядом своих слушателей, давая им возможность обдумать этот вопрос.
– Конечно же, – продолжил он, – Декарт получил эти слова и способность выражать ими свои мысли от других. То есть, иными словами, они не были созданы из ниоткуда отдельным, индивидуализированным «Я».
Подумайте о том, что это значит для декартовой теории. Есть грубый факт, который невозможно отрицать: мы живем в мире вместе с другими. Декарт сумел выдвинуть постулат, что отдельное «Я» превыше всего, только потому, что научился языку, живя в мире с другими.
– А-а, – вставила Элизабет. – Значит, основной тезис – это то, что мы живем в мире вместе с другими, а не идея отдельного «Я». Вы это имеете в виду?
– Именно, – согласился Ави. – Главное допущение Декарта опровергается условиями, которые позволили ему изначально сформулировать эту фразу. И Хайдеггер, а также другие философы, – продолжил он, – устроив атаку на индивидуализм, сместили точку фокусировки философского мира – акцент теперь делался не на отдельное «Я», а на идею того, что мы живем вместе с другими.
Современник Хайдеггера по имени Мартин Бубер, которого я уже упоминал сегодня утром, соглашался с идеей Хайдеггера, что фундаментальной основой для человеческого опыта является способ бытия. Он отметил, что в мире, по сути, есть два способа бытия: мы можем смотреть на других либо как на людей, либо как на объекты. Первый способ бытия он назвал «Я – Ты», а второй – «Я – Оно». Он утверждал, что мы всегда, в любой момент, делаем выбор, в каком из двух состояний находиться: «Я – Ты» – смотреть на других как на людей или «Я – Оно» – смотреть на других как на объекты.
Итак, Лу, – сказал Ави, поворачиваясь к нему, – все это долгое предисловие сводится вот к чему: Мартин Бубер первым отметил существование двух способов бытия или, по крайней мере, стал первым, кто сформулировал их в таком виде. Он был первым, кто рассказал о том, как меняется человеческий опыт в зависимости от отношения к другим – как к объектам или же как к людям.
Посмотрев на остальных, он добавил:
– Все, можете больше не затыкать уши.
– Хотя нет, подождите минуточку, – с улыбкой вставил Юсуф. – Позвольте мне добавить еще одну мысль. Бубер открыл два этих способа бытия и тем самым поднял вопрос, как мы переходим от одного способа бытия к другому – например, сначала относимся к людям как к людям, а потом начинаем относиться к ним как к объектам, или наоборот. Но ответа на этот вопрос Бубер так и не дал. Он просто рассказал о двух способах бытия и их различиях. Так что разбираться, как именно изменить способ бытия, предстоит нам самим – если, конечно, мы этого хотим.
Для наших целей, – продолжил он, – мы должны разрешить именно тот вопрос, который оставил без ответа Бубер. Мы уже сказали, что фундаментальная проблема в наших домах, на рабочих местах и на полях битвы состоит в том, что наши сердца слишком часто преисполнены войны – то есть, проще говоря, мы слишком часто настаиваем, что на людей нужно смотреть как на объекты. Еще мы увидели, как одного воинственного сердца достаточно, чтобы сделать воинственными и других, чтобы заставить и их воспринимать других как объекты. Из этого следует, что для того, чтобы обрести мир, нам нужно сначала понять, как же мы сами отказались от мира и выбрали войну и как это сделали другие.
– Иногда мы не выбираем войну, – вставил Лу. – Она сама выбирает нас.
– Да, Лу, – согласился Юсуф. – Иногда мы вынуждены себя защищать – вы совершенно правы. Но нельзя сказать, что мы вынуждены гневаться, презирать других, очернять и принижать их. Никто не может заставить наше сердце стать воинственным. Когда наши сердца вступают на тропу войны, это всегда наш собственный выбор.
– И как мы выбираем? – спросил Лу.
– Именно на этот вопрос мы сейчас и ответим, – сказал Юсуф.
Глава 10. Как мы выбираем войну
– Я вырос в деревне с домами, выстроенными из камней, на холмах у западной окраины Иерусалима, – начал Юсуф. – Моя семья жила в этой деревне, которая называлась Дейр-Ясин, не менее двухсот лет. Но все закончилось утром 9 апреля 1948 года, на пике арабо-еврейского конфликта, случившегося из-за образования Израиля. Мне тогда было пять лет. Помню, меня разбудили крики и выстрелы. На нашу деревню напали – позже я узнал, что это были боевики еврейской подпольной боевой организации. Отец схватил меня с кровати и втолкнул вместе с двумя сестрами в родительскую спальню. Потом он достал из-под матраса винтовку, натянул ботинки и выбежал из дома. «Сидите здесь! – крикнул он нам. – Не выходите, кто бы ни стучал в дверь, поняли? Ждите моего возвращения, с божьей помощью».