Отправить
Я снова обессилено откинулась на кровати.
17.45 — такое было сейчас время. Не знаю почему, но мне захотелось подождать до 18.00. Ведь я-то своих восемнадцать не увижу.
Я пролежала погружена в свои мысли. В моментах, когда была счастлива. Вообще анализируя свою жизнь. Мне кажется, я неплохой человек... по крайней мере была до Яна.
— Давай, Лена, сделай уже это, — проговорила в пустоту опять. Остановилась около подоконника и положила телефон в карман. Мне кажется, он даже не прочитает этого. Ну и пусть, мне уже скоро будет все равно. Рука дотронулась к пластиковой ручке окна, как вдруг раздалась трель звонка в заднем кармане штанов.
Нужно было отключить телефон. Улыбаюсь... Хм, интересно, кто услышит мой голос последним?
Сердце снова пропускает удар. Почему он?!
Входящий звонок: Ян Владимирович
Я совсем не хочу брать трубку, но мне даже интересно, что он скажет. Ведь мое время почти пришло:
17.57
— Что ты хочешь? — сразу буркаю я, а руки уже дрожат. Стоя на подоконнике все такое... маленькое.
— Спустись вниз, нужно поговорить, — холодом веет за верству. Я даже вижу этот пронзительный взгляд, который смотрит в саму душу. Но одно не вяжется: он приехал? Зачем?
— Нет, — что Ян мне скажет? Все, нет времени на длинные речи и прощание. Сейчас есть только я и ручка от окна, на которой уже сцеплены пальцы. Руки потеют от волнения, а дыхание в трубке становится прерывистым, как и мое. За окном все, как и в мыслях... Но одно другое — чёрное авто и человек, до боли знакомый, а взор направлен на мое окно...
— Зачем ты приехал, Ян?
— Чтобы остановить тебя от ошибки... — тихо, как-то сдавлено и так не свойственно Яну. От этого голоса пошли мурашки по коже. Но я рывком открыла окно, а в нос ударил запах вёсны, кажется что даже на такой высоте мне слышан одеколон Яна... Чушь! Меня уже не остановить, поздно!
— Спустись вниз, Елена.
— Я сейчас спущусь, только вряд ли уже смогу говорить с тобой, — громко начинаю смеяться, пошатываясь.
Внизу все такое маленькое и даже Ян. Грозный властный мужчина, но даже он маленький. Захожусь в истеричном смехе, при этом все так же крепко держусь за окно, словно боюсь упасть...
— Что замолчал? Испугался? — выставляю ногу на улицу, а сердце подпрыгивает в груди. Ветер дует на лодыжку, но мороз идёт по коже где-то в области главного органа. Ха! Это даже не страшно, а так смешно.
— Зачем, Елена? Кому от этого станет хорошо? А?! — он уже сам переходит на крик. Только вот орать не надо. Взрываюсь так же как Ян, а слёзы непроизвольно выступают на глаза.
— Да всем! Кому нужна такая дочь? Сестра? Всем будет легче, даже тебе! Ты поймёшь, когда от меня будет мокрое место! Тебе тоже будет лучше! Я избавлю маму от слез! Как же ты не понимаешь, это единственный выход! Ты же умный, а я дура! Но только я все понимаю! — кричу так сильно, что в груди колет, а сердце норовит выпрыгнуть из груди, как я с этого окна. Дышать становится тяжело, я просто кричу, чтобы отрезветь от чувств, которые не нужны сейчас.
— Послушай меня...
— Не надо мне ничего говорить, — сквозь слёзы...
— Вытяни руку вперёд! — что? Он забредил? Господи, что Ян несёт..
— Зачем?
— Вытяни, я сказал! — выкрикнул Ян, но потом осадил свой пыл. Боится, что я спрыгну раньше времени... Но до 18.00 ещё две минуты. Наговоримся... — пожалуйста, Еленушка, — сдаюсь и высовываю левую руку.
— Теперь согни ладонь так, чтобы не было видно мезинца. Не спрашивай, просто делай... — раздаётся в трубке. Мне кажется или голос дрожит? Но повинуюсь обволакивающему голосу Яна.
— И что? Что с того? — разглядываю ладошку, единственное, что не нормально — она посинела. Ян там свихнулся? Как и я. Господи, дешевая мелодрама...
— Что ты видишь? — Алладина? Я вижу свою руку, а не инопланетянина!
— Рука. Свою ладонь. Что за дурацкие вопросы, Ян?
— Она как всегда? Обычная?
— Нет, там же загнутый мизинец.
— То есть его не хватает, ладонь неполноценна?
— Да, вроде того, — перевожу взгляд на Яна, но голова кружится от высоты. Трясу головой, переводя взгляд на руку опять.
— Она нормально будет функционировать без мизинца? Ты должна знать ответ, как будущий врач.
— Нет не будет. Это же логично.
— Слушай теперь меня, Еленушка. Видишь, большой палец — это твой отец, указательный — твоя мама, далее средний — это Пётр, возле него невеста брата. А вместо мизинца была ты. Сама сказала, что рука не будет полноценна без маленького пальчика. Вместо того пальца будет рубец, кровавый и всегда болючий. Вот ты упадёшь, тебе будет о-очень больно на секунды, а твоя мама будет чувствовать это каждый Божий день, всегда. Так что же ты тогда творишь? — Последние слова Ян сказал практически шёпотом и замолчал, а я уже ничего не видела сквозь пелену слез, я задыхалась в рыдании, а сердце трощило рёбра, а внутренности выворачивались... Я содрогалась в истерике, все ещё стоя на подоконнике и даже пошевелится не могла.