Снаружи мерно ударял топор, тукали, разваливаясь, поленья. У самых ворот Пашка рассказывал что-то отцу и тот возражал, замолкал, выслушивая горячие речи. Ольги не было, она ушла к родственникам, что жили в пяти километрах — почти у края болот. Их так и звали — Сиверки болотные. Сейчас Макс дорубит дрова, Кирилл умоется, и пойдет встречать ее, по тропинке, которую успел узнать, а вокруг ленивая жаркая красота — деревья и травы, ягоды в черной тени, бабочки на закраинах лужиц.
— Ну, — задумчиво протянул женский голос, — смотри, парень, вам жить.
— Эй! — свет из проема померк, — Ты чо там, кошке в любви признаешься? Макс, иди глянь, Кирюха с Мурысей воркует. Все Ольке расскажу, извращенный ты тип, одно слово — городской.
Кирилл засмеялся, садясь на корточки и гладя дремлющую на ящике пеструю кошку. Можно бы и огрызнуться, но Пашка такой балабол, сам пошутит, сам и обрадуется.
— Что сегодня вечером? — спросил, вставая, — все к луне идем?
— Да нафига все? — удивился Пашка, — то ваше с Олькой дело, луну встречать.
Подмигнул, вытирая тряпкой испачканные в машинном масле руки. На красивом лице засветилась улыбка.
— Теперь вы вместе, двое — одно. Настоящие анбыги.