— И Всеволод ничего не делает?
— Всеволоду Ярославовичу меч тяжек стал, он лишь о обогащении своём думает. Ярослав, отец их, Курск Святославу отдал. Только Всеволоду он, ох, как сладок — большие откупы берет, чтоб суда из Киева и Чернигова по нашим речным путям ходили… беспрепятственно. А коли отказываются, не равён час, могут и на ушкуйников (грабители на ушкуях— речное, парусное судно на вёслах) попасть.
— Не пойму к чему клонишь…
— Твоё венчание должно состоятся. Раз так вышло, то нужно, чтоб нам выгода от этого была. Не противься боле, — опять сызнова начала его уговаривать.
— Не хочу я девице сей злой участи! — Мирослав рыкнул. Руками из бадейки, что на подлавке стояла, себе в лицо воды брызнул, за бока взял, пьёт прямо через край, вид делает, будто не слышит слов травницы, а вода вниз проливается, пока та продолжает:
— Ты ведь знаешь, что Военег на переправах свои порядки учредил. А то, что Всеволоду дары отправляет обильные? Разумеешь, зачем?
— Отец ведь на поправку пошёл… — уже давно догадался, что Военег наместником курским желание имеет сделаться, а обозами тяжёлыми, подкупал князя.
— Ещё есть кое-что — Святослав назад своё взять хочет. Может статься, ежели брат его по доброй воли не отступится от земель курских, то междоусобицы кровавой не миновать.
— А отец? Он что делать думает?
— Его ближники давно уж тяготятся больше к Чернигову, нежели к Переяславлю. А вот Военеговы сотские, вроде и не против, но никак не решаются. Святослав далеко, а Военег рядом — понимаешь?
— Понимаю, — Мир теперь осознавал явственно, почему отец его стремился к их браку с Любавой — сделать то, чего не мог Олег — Мир сможет возвысится над Военегом получив и обширные земли, и власть над ними в придачу к Любаве.
— Так это же крамола (заговор)?
— Военег давно бесчинствует— он не только обозы грабит, так ещё и подати с купцов берёт большие, чтоб те по путям торговым беспрепятственно прошли, якобы под его защитой, а сколько делянок он грабит, да на степняков вину за то перекладывает, а робов северских в Друцк гонит! А управы нет! — он под покровительством Всеволода — тот, если и знает, то вид иной делает, за то и Военег ему часть из неправедных обогащений отвешивает.
Мир томно рыкнул. Догадывался он обо всём. Ему Извор о том часто говорил, да и слухами земля всегда полнится. А северские боятся в открытую воеводе воспротивиться. Действительно брак с Любавой необходим Мирославу, если вознамерится Военегу противостоять.
— Нежели ко мне и примкнут бояре Позвиздовы, а точнее только те, кто ему ещё верен остался, да вкупе с боярами, что нас поддержат в сем деле, всё равно не сдюжим, даже если и ополченцы к нам примкнут — что охотники с топорами против ратников?!
— Я молюсь об одном, чтоб до кровопролития не дошло. А ежели и нужно будет, Святослав Ярославович подсобит.
— Подсобит, — хмыкнул недоверчиво. — Как же ему о том сказать? Не ты ли к нему с поклоном пойдёшь? — а потом весь навострился, на дробную фигурку в мятле покосился — догадка была верной.
— Я сегодня пришла, чтоб проститься. Фёдор, конюший, если что— поможет. Через него будешь передавать послания…
Теперь понятно почему Зима свободно в детинец входит и подолгу бывает в отлучке — она тайный посланник Святослава Ярославовича. Верно и тот не без греха — Олега на свою сторону переманил, чтоб Курск, как и завещал Ярослав, князь киевский, своими владениями сделать. Но одно верно — если бояре дрогнут перед Военегом, если они не защитят свободный люд, то те сами от отчаяния и несправедливости, вооружившись топорами и рожнами, будут мстить за свои обиды. И тогда омоется Курщина братской кровью…
— Почему же отец не говорил мне о сем? Не доверяет от того, что я с Извором близок?
— Он лишь оттягивал тот момент, не желая чтоб и между вами была вражда, — понимающе тронула плечо знатного мужа. — Извор сам не скажет, ежели узнает, но его пылкость вырвется наружу — он вечно поспешен в действиях… Будь кроток и послушлив дядьке до времени. Пусть он и дальше думает, коли тебя Любавой… оженит, тебя тоже подневолит, как и Олега. Только ничего у него не выйдет, коли ты воспротивишься. А бояре тебе присягнут сразу после венчания.
— После венчания, — дрогнул Мирослав, не желая для невесты такой участи.
— Тебе решать. Ежели ты и теперь против союза с Любавой, Олег не будет тебя неволить. Коли ты этого до сих пор желаешь, он всё отменит.