— Мразь, — испив до дна, процедил сквозь зубы Мир. Строптиво дернулся в сторону брата, но его потуги были тщетны — тенёта не давали тому ни единой доли вероятности навредить Извору. — Гнида, — только и мог сквернословить Мирослав. Верёвки впивались в кожу, но Мир вовсе не чувствовал боли. Его душа изнывала куда сильнее. — Зачем пришёл? Позабавиться? Ну? Доволен? Военег наконец добился своего! Теперь он здесь владыка. А после моей смерти наследником и братово достояния станет. Чего ещё хочешь?
Извор молчаливо всё сносил. Отлил из кувшина и себе долю. Выпил — не отравлено питьё значит. "Жаль,"- мелькнуло в воспалённом разуме Мирослава.
— Хочу, чтоб ты жил, — Извор осушив канопку, стряхнул остаток на гнилую солому, порохово раскиданную по глиняному полу. — Чтоб мы с тобою доверяли друг другу как и прежде.
— Жил? Что ты подразумеваешь под этим? Жил, не ища мести? Жил, зная, что мой отец не отомщён. Как я могу жить зная, что торжествует неправда? Уже никогда не будет как прежде! Я никогда!.. Слышишь? Никогда вам этого не прощу!
— Мирослав, смирись уже. Стрыя сам во всём виноват, что крамолу учинил против князя. Ты думаешь Всеволод не знал о этом? Знал! Олег князя нашего предал! Что с ним случилось лишь следствие того.
— Его твой отец к этому вынудил! А потом ещё и в свою выгоду всё вывернул! Он братоубийца.
— Да он виноват в этом! Я не отрицаю.
— Значит согласен с этим? От чего же не дал мне убить его?
— Мир каким бы он не был, он родитель мой, я от плоти его, я из чресл его вышел. И если кто меч на отца моего поднимет, я убью его.
— От чего же меня не убил?
— Мир, что такое говоришь? Как я могу сотворить такое?
— Но я-то хочу убить тебя!
Извор был потрясён. Он замолчал. Молчал и Мирослав. Действительно, не будет уже как прежде.
— Ты сими действиями себе могилу роешь — Олега уже не вернуть, но ты-то можешь получить помилование. Отец к Всеволоду грамоту просительную направил уже о этом. Ты только месть оставь, прошу тебя.
— Никогда! — зычно гаркнул Ольгович, тем временем непрестано выкручивая руки, пытаясь стянуть путы, причиняя себе боль, только сильнее от этого запаляясь ярью. — Паскуда…
— Мир, я не желаю тебе зла. Что мне сделать, чтобы ты поверил мне?
— Тогда не мучай меня, — вдруг изменился в голосе, умастив злобу просительством. — Убей меня пока не пришлось пожалеть, что оставили меня в живых. Убей, как убил моего отца.
— О чём ты?
— Не прикидывайся. Мне Храбр всё рассказал. Да! Рассказал, как ты его беззащитного мечом пронзил.
— Это не то что ты думаешь! — не выдержал Извор, прерывая обвинительную речь.
— А что я должен думать?! — взревел Мирослав, приходя в исступление.
— Мир, если можешь мне верить, поверь. Это было не намеренно. Мир, я не желал смерти твоему отцу — я был вынужден. Мир, посмотри на меня. Помнишь Федька, коней распустил? — пытался донести до Мирослава, пока тот буйствовал. — Мир выслушай же меня, — схватил его голову двумя руками и заглядывал в лик того, пытался удержать его взор на себе. — Помнишь? Ну, Мир, прошу, выслушай меня! — его призыв был полным мольбы.
Мирослав в остервенелом помрачении прервал того рыком, представляя, как Извор пронзил мечом его отца. Навалился на того всем телом, но Извор выдержал, лишь напрягся удерживая их обоих, чтоб не повалиться на солому.
— Зачем ты убил его?! Почему не дал уйти самому? — отдав все силы на бессмысленные терзания, Мир обмяк.
— Федька словно белены объелся, — продолжал Извор. — Он на отца закусился, а как подступиться к нему не знал, вот он меня и выследил. Он меня хотел убить. Коней распустил, чтоб отвлечь дружинников на тех. А я у стрыи был…
Снаружи послышался перестук копыт, зычные возгласы. Шаги торопливые приближались к подклети. Сторожа, которые была подкуплены Извором, невнятно пытались что-то говорить, верно оправдываясь в своём проступке перед прибывшими. И судя по обрывкам фраз и голосам, это был Военег.
— Мир, помнишь я говорил тебе, что никогда не предам? — Извор непрестанно того увещевал, стремясь высказаться перед тем, пока его отец не успел войти, понимая, что их единение вскоре будет нарушено.
Встал перед тем на колени. Его голос дрожал, а говорил с надрывом. Извор пытался достучаться до брата, закрывшему клеть своего сердца. Он приник к тому так близко насколько было это возможно. Взгляд Извора был взволнованным, а глаза перескакивали с одного мирославового глаза на другой.
— Мир, посмотри на меня. Ну посмотри же! Помнишь? Помнишь, я говорил тебе, что никогда не предам? Помнишь? Мир! Мир!