— Кони разбежались по степи, их теперь дружинники ловят, — сообщил Извор выглядывая наружу.
— Лютый там? Помоги-ка мне встать — посмотреть хочу.
Извор мигом возле Олега очутился. Отбросив одеяла и накинув тому на плечи рдяное корзно с меховым подбоем, помог наместнику подняться, выполняя с прилежным послушанием его просьбу. Тот немного постоял, ожидая пока прекратится шаткость и головокружение, и, слегка запрокинув голову, в виду преобладающего над его ростом мощи Извора, посмотрел в его щетинистое лицо, на котором отчётливо читалось беспокойство.
Не говоря больше ни слова, Олег хлопнул Извора по могучему плечу и немного сипло, сглотнув кровь подступившую к горлу, проговорил, не показуя своего состояния, и крепясь направился к выходу.
— Если ты и можешь чем помочь, спаси своего брата. Мне больше некого просить. Я знаю, что ты не такой как Военег. Ты хоть и груб и неуёмен, но ты добр и справедлив. Тебе просто-напросто достался не тот отец.
Лишь только наместник успел договорить, в щель между двумя полами палатки, словно жало осы, проник острый клинок окровавленный. За ним показался черен зажатый в мужской ладони, но не крупной, потом последовала рука в простенькой свитке, потом и сама свитка. Это был Федька. Сам испуганный, но дерзкий.
— Федька, что ты удумал такое? — вопрошает Олег, удивлённо осматривая того. — И ты моей смерти ищешь? Поторапливаешь меня? — отшутился. — Погоди, милок — скоро, немного осталось.
— Олег Любомирович, я — гнилая чурка, я — мразь последняя. Олег Любомирович, нет мне житья боле. Спать не могу, жрать не могу. Сдохну ведь без пользы. А так хоть одного с собой возьму, — на Извора прёт.
— Убери меч! — сдержанно гаркнул Извор. Ему с отроком в раз справиться, да только Олег еле на ногах держится — не отпускает того.
— Олег Любомирович, — шмыгнул носом конюший, — не гневись на меня — они меня вынудили, они говорили, что матушку на кол посадят, что сестрёнки мои им для потехи будут. Олег Любомирович, прости меня, — взволнованно тараторит, а измученным от самоукорения лицом кривится в покаянной гримасе.
— Будет тебе, — по-отечески того осаживает, видя, что меч на Извора тот направляет.
А Военегович Олега поддерживает, с сыновьей заботой того сторонит от обезумевшего конюшего. Свой бы меч взять, да несподручно.
— Сдохни, паскуда, — Федька разворот плечом взял покрепче, всю свою силушку, какая была, в удар вложил.
Извор в долю времени за свой меч схватился, желая обнажить тот от ножен. Олег пошатнулся. Только не успел Извор отразить сей удар — Олег опередил, собой братыча прикрыл.
— Олег Любомирович, — продрожал голосом конюший, отпуская черен из своей руки. Глаза безумные. — Да как же так?..
— Беги, Федька, — Олег на Извора опрокинулся. Кровь горлом идёт. — Я не держу зла… Уходи же… — Извора держит, не даёт тому клинка своего на Федьку поднять.
Извор над стрыем своим склонился, уложив на меховые подстилки. Слёзы его душат.
— Лютый где? — слова у Олега еле связываются.
— Бегает, шо ему будет, — конюший к тому на коленях ползёт. Покаяно голову склонил. Рыдания свои руками держит, рот зажимает, чтоб не кричать.
Извор дядьку оставил, Федьку за ворот взял, к себе тянет, придушить того хочет. Только Олег на то дозволения не дал — не желает он больше мести. Руками машет бесцельно, того схватить хочет.
— Извор, не нужно, — к тому руку окровавленную тянет. — Прошу, доделай до конца начатое, уж нет сил моих никаких. Я вас только всех держу здесь. Примиритесь — вот мой указ вам. Не враги вы друг другу. Федька, к Миру мигом — скажи, чтоб бежали немедля. Что коней распустил— вам пусть в помощь будет… скажи, я сам себя убил, чтоб его не держать здесь. Пусть с Сорокой живут свободно.
Олег меч нащупал, зажал клинок ладонями, показуя своё желание уйти, к своей груди остриё подставляет.
— Стрыя, нет, — Извор мычит. Перед тем на колени пал, его ладони от клинка отнять хочет.
— Уходите же все… — прохрипел Олег и, время не тратя, укрепился в своём стремлении.
Поднатужился. Радрезая плоть на ладонях жёстких, клинок в тело своё продвигает. Медленно, болезненно. Извор, силясь, встал на колени над наместником возвысившись. Черен обратным хватом взял, на навершие давит, в глаза дядькины не смотрит.
— Иду, иду… — выдохнул наместник.
Рукой потянулся к просвету между полами, смотрит туда же, а всё мимо, будто в даль несуществующую — верно это Ладушка, супружница его, к себе позвала. Испустил Олег дух свой легко, хоть и с сожалением, что в сиротстве сына своего оставляет, что напоследок Евгешу свою не обнял, что с братом своим врагами расстались.