— И Гостомысл этот, сукин сын, запропостился не весть где, — недовольно процедил сквозь зубы.
— Может к какой заставе пошёл — половцы всё дальше заходить начали, — предположил Олексич. — Мало того, что набеги постоянно совершают, и теперь на наших землях жить стали, так они с печенегами дружбу завели — кабы чего не удумали, пока наши князья друг с другом за своё наследство грызутся….
— А ты у нас кто? Князь али наместник? — пренебрежительно того Военег осадил. — Твоё — меч держать, а управа — не твоего ума дело. Лучше за порядком смотри…
Любаву под руку взял, к храму ведёт. Та что византийская царевна — вся в золоте, грудь жемчугами усыпана. Щёки алыми цветом горят. Белый лик счастьем светится. Словно пава ступает, к Мирославу идёт, взор долу держит.
Только гомонить люди стали. Волной говор их с одного края к другому перекатывает. Кто подпрыгивает, кто на цыпочки встаёт, только одно — все назад оглядываются. О чём кричат — не понятно. Толпа колыхнулась с дальнего конца. Расступилась, словно пасть разявила, проглотила верхового, что с заду подошёл. Только перешёптывания теперь слышны были. По проходу узкому к храму верховой идёт — спереди него народ расступается, сзади вновь смыкается. Всадник берёзовую ветвь над головой держит, как обычно то северские делают — скачут впереди поезда торжественного, ветвями машут, возглашают. Вот и этот кричит. Не кричит — басом горлопанит:
— Дорогу! — наконец верховой с всадником через толпу пробрался.
Тут толпа гомонить перестала, тишиной сковало всю площадь — только галки где-то галдели — замерли все в ожидании зрелищ. Чего этот баламошка удумал — дивуются.
Извор весь в поту и в пыли, как есть с пути дальнего. С коня слетел, перед отцом встал, поклон сыновий отвесил.
— Что ты творишь? Опозорить решил меня? Или венчание сорвать удумал? — рыкнул, глазами по сторонам стреляет.
— Нет, отец, что ты?! Просто не по-людски как-то — меня не дождались? Сестрицу родную другу верному моему без меня венчаешь?
— Не неси ерунды! — шепотливо гаркнул.
— Да какая ж это ерунда? То что Мирослав друг мой — всем известно, и то, что невеста его — Любава Позвиздовна — тоже не тайна. Только вот одного не пойму — где невеста? Глянуть хоть бы глазком.
— Извор, здесь я! — дочь Нежданы смеясь откликнулась.
— Сестрица моя, дай погляжу на тебя, — к той поспешил. Осмотрел с ног до головы, языком прицокнул, щёки алые расцеловал. — Хороша!
— Ну тебя, братец! И не совестно тебе — на такое торжество в таком виде явился. — Случилось что?
— Случилось, — на отца скосился, — не пускали меня. Пришлось постараться малость, чтоб добраться сюда.
— Потом расскажешь братец. Потом. Заждались нас уже.
— Коли так, задерживать не буду, а нам с тобой и честь знать надо.
— Так я невеста, — засмеялась, руку к себе принимает, а тот не пускает — тянет куда-то.
— Извор, охолонись, — Военег к тому близёхонько притиснулся, глаза в глаза с тем речь ведёт.
— Твоя година, отец, кончилась. Я грех возьму на душу, но всему конец положу. Я миром хотел то порешать, только ты первый своё слово нарушил.
— Что ты буровишь?
— А то отец, что не нужно было и затевать всё. Ты Гостомысла с его молодцами зачем подослал ко мне? — не менее отца злобным жаром того обдал. — Я просил тебя, Сороку не трогать, — шипит, на отца слюной гневной брызжет. — Ты сию битву первый затеял.
— Окстись! — Военег ярится, в ответ тому слова цедит, чтоб другим слышно не было. — Не посылал я никого.
— Не посылал, говоришь?! Тогда ладно, — улыбается ёрничая. — Позволь тогда мне невесту к жениху проводить, — хитро глаза щурит.
— Не смей венчание срывать, — Военег с недоверием сына взглядом мерит. — Сегодня Любава супружницей Мирослава станет, а нет — не дожить ему до утра.
— А я и не против венчания-то, — лукаво отцу улыбнулся, да не по-доброму. Воздухом грудь молодецкую наполнил, да погромче сказал, чтоб далеко слышно было, да взора своего от Военега не отводя, выкрикнул, — указом Всеволода Ярославовича обвенчать боярина Мирослава Ольговича с Любавой Позвиздовной, дочерью славного боярина Позвизда Перковича.
Рассмеялся Извор, видя удивление отца своего. Тот немного опешенность с себя стряхнув, оплеуху этому балагуру отвесил, что тот пошатнувшись на ногах еле устоял.
— Чего тут скоморохом прикидываешься?!
Дочь Нежданы к храмовым дверям направилась и не видит она, что в ровень с ней ещё одна девица идёт, перед которой ряды дружинников с поклоном расступились.