— Креслав! Кыдан-хан умер, а Манас-хан ждёт тебя. Он прислал нас за тобой. Мы должны уходить. Урусов намного больше, чем нас! Мы не одолеем их! — пытались те его образумить, видя, как через вершину, немного постояв на её плато, переваливают северские конные.
— Я должен с ней поговорить! — направился в сторону близившегося к нему Лютого.
— Но Креслав…
— Уходите сами, пока у вас есть время. Или вы погибните здесь вместе со мной!
Сорока, выскользнув из седла и медленно ступая по примятой ветром траве, уже высушенной и покрывшей землю плетёным килимом, приготавливая ту к зимнему сну, пошла навстречу к кыпчакам, которые встали в обороне за спиной Креслава, видя обступающих их северских.
— Вернись! — восклик Мирослава даже не поколебал Сороку, стремящуюся получить ответы на свои вопросы.
— Он ей не навредит, — Олексич пытался того осадить, не желая, чтоб из-за своей ретивости, Мирослав подверг Сороку опасности — она слишком близко подошла к половцам, и, при всём желании, северским не добраться до неё первыми. — Если подойдём ближе, она окажется в самой гуще. Выманим их лучше на себя.
Кыпчаки, проявляя неповиновение словам Креслава, но следуя приказу своего господина, вернуть его наставника в курень любым способом, ринулись на северских, обтекая с двух сторон эту странную пару. А те так и стояли некоторое время, ведун, превратившийся в степного воина, и Сорока, принявшая свой истинный вид боярской дочери.
— Тебе идёт этот наряд больше, чем ветхое рубище, — Креслав криво улыбнулся. Тоскливым было его лицо, но, видя девицу перед собой, в глазах проблеснула доля счастья.
— Почему ты опять бросил меня?
— Нет, это не так…
— Когда Извор уехал в Переяславль к Всеволоду, ты ушёл, и если бы не Олексич, я бы…
— Это я ему сказал забрать тебя, — подступил к ней ближе, оправдываясь в своём побеге.
— Зачем ты столько лет обманывал меня?.. Привёл сюда?.. Ты то бросал меня к ним, как кость зверю, то помогал нам. И всё ради того, чтоб отомстить? Ты просто воспользовался мной…
— Я хотел, чтоб ты вернула себе своё имя. Оно тебе подходит больше, — опять попытался развеять грусть, захмарившую лик Сороки. — Теперь всё на своих местах, только мне осталось вернуться на своё.
Звенящая булатами масса разорвалась, подпуская к воину с девицей северских. Половцев оттеснили в разные стороны и теперь добивали, кого-то скрутив валили на землю, иные трусливо понеслись прочь. Северские их не догоняли.
— Ты опять бросаешь меня одну? — Сорока не обращала на то внимания, будто и вовсе время остановилось.
— Нет, ты ведь теперь не одна…
Сорока втянула в себя воздух, пытаясь вместе с ним не дать слезам выйти наружу, но те не зная преград вдруг заструились по её щекам.
Хотя половцы были повержены, северские не смели подступить — Сорока была слишком близко к Креславу. Он стоял на расстоянии вытянутой руки от неё, что краем меча тронул подол её рубахи, поставив багряную черту на венчальном наряде. Они тихо выжидали, пока те стояли молча напротив друг друга — Сорока и одноглазый воин. Оба плакали, оба молчаливо вопияли.
— Прости, — сипло проскрипел Креслав, уже измучившись весь от носимого в себе самоукорения за смерть её отца.
Ему было больно. Нет, болело не тело, не горло сковало от крика. Больно было выдернуть это слово из себя, давно желая его ей сказать. Так же мучительно больно ему было раньше от невозможности свершения кары, и от укоренившегося в нём самом мстительного чувства справедливости, а теперь… Он не хотел, чтоб такое же разочарование постигло и Сороку. Она, верно, тоже грезила о мести как и он. Но он столько лет мечтавший убить обидчика своей любимой Тулай, отомстив, не получил желаемого облегчения. Он хотел вновь и вновь почувствовать, как горячая кровь полянина омывает его руки, услышать как он хрипит, как с треском ломаются его суставы. Это было сладко, но так скоротечно. Месть — это яд, который изъедая мстящего, требует бесконечной жертвы! Месть только берёт, но никогда не даст спокойствие, она никогда не подарит пресыщения. Ему было больно и от этого тоже. Он не помышлял даже, что может уйти живым, он хотел, чтоб Сорока освободилась от этого чувства, прежде чем сразит его.
— Выполни мою просьбу.
— Ты смеешь её о чём-то просить?! — выкрикнул Извор, стоя над телом своего отца.
— Останови сию кровную месть. Манас, — запнулся и в задумчивости исправился, — Храбр тебя не тронет, а если меня убьёт кто-то из этих полян — месть продолжится. Она уничтожит всех. Прошу сделай это сама.