— Кабы в Киеве были, их бы в миг прищучили, розгами бы каждого изсекли бы.
— А бояр ещё и звонкими откупиться заставили бы, а здесь на северских землях и капища стоят непорушенные, и храмы созидают…
— Как жара спадёт сразу двинемся — по звёздам быстрее дорогу до Курска найдём, а то может статься, разъезд (дозорный отряд) уже ищет нас, — сказал Извор, отбросив в сторону недожёванный стебель рогоза и завалился навзничь рядом.
— Ещё и без добычи, — сожалительно отметил Мир, — сотский Олексич с дружиной засмеёт.
С той стороны кони заугукали, будто соглашаясь, пару раз звякнув уздой.
Извор вытянулся, сложив руки за головой и как-то блаженно улыбнулся, видно что-то представляя в своих мечтательных грёзах, навеянных ивами. Там в его воспоминаниях кто-то задорно смеялся в тереме боярских хоро́м, а он, встав на седло своего коня, пытался заглянуть в слюдяное оконце через высоченный частокол, держась за заточенные, сладко пахнущие древесной свежестью, колья.
Смех оборвался. Зато под частоколом в широких лопухах, под самыми копытами его коня, что-то закопошилось, показалась голова, и, уткнувшись в морду фыркающую и жующую жирную овсяницу, тут же спряталась.
Извор спрыгнул, сам под куст метнулся, да лишь голову в лаз смог просунуть.
— Эй, — тихонько позвал, распластавшись под лопухами.
— Кто ты? Чего надо? — отозвался тонкий голос с той стороны и в отверстии блеснули глаза светло-голубые, совсем непримечательные, впрочем как у всех северских, не то что у полян — серые, глубокие, с тёмным краем, будто чернённые гривны.
— Меня Извором зовут, я сын Военега.
— Военега! Не того ли Военега, ближника наместника, что ещё князем Ярославом сюда направлен был?
— Того самого. Олег — стрыя (брат отца) мне.
— Чего надо?
— Дружок, пусти меня во двор, я тебе векшу дам.
— Дружок?! — переспросил тот. — Смотря зачем пустить, может векши мало будет.
— Хочу на свою невесту, Любаву, посмотреть. Мой отец с Позвиздом, твоим господином…
— Не господин он мне…
— Хорошо, — Извор сдержано согласился, желая подмаслить гонористому дворовому и исправился как себе же удобно было, — с отцом её через месяц смотрины назначили. Вот и решил глянуть глазком — вдруг она хромая али косая…
— Ааа, — понимающе закивал малец головой. — Тут намедне тёлку к быку водили к соседям. Так вот, она бодаться стала— не понравился жених-то ей. Тоже боишься, что рогатая, — ехидно хмыкнул.
Извор обиду проглотил, больно хотелось во двор пробраться, решив, что после с ним поквитается.
— Ну, пустишь? — переспросил, крикнув в подкоп, только там уж тихо стало, зато в стороне скрипнула калитка.
— Она в баню на помывку сегодня пойдёт, там под лавкой спрячешься, — выглянул чумазый отроча лет десяти, на голову ниже Извора, просунув нос в щёлку, раньше, чем дверь полностью отворилась.
— В бане? — засмущался Извор.
— В бане. Вот и разглядишь её получше. Идёшь? — поторапливал предприимчивый отроча, верно опасаясь, что их кто-то заметит.
— Добро.
— А векша где? — спросил малец, снизу вверх поглядывая на незадачливого жениха своими озорными глазами. Его русая коса, одна из трёх, вся потрёпанная, в репеях, в соломе и ещё не весть в чём, словно тот недавно коров пас, свалилась на бок. Откинув её назад на спину, малец выставил руку вперёд.
Извор навстречу протянул свою, с зажатой в кулаке монетой, и завис с ней над перепачканной ладошкой. Подумал с долю времени, но всё же пересилив брезгливость, вложил плату и хлопнул по ней другой рукой, запечатав сделку.
Крадучись пробрались в баню, и лишь Извор успел скрыться в ней, тут же забегали девки по двору, готовясь к помывке боярской дочери. В баню зашёл дюжий мужик в одной рубахе, затапливая каменку покрепче. Дело своё сделал и ушёл. Ох и жарко стало Извору, даже под лавкой, да возле пола. Измаялся весь, по́том обливается, но не сдаётся, ждёт невесту свою — глаза протрёт и таращится сквозь молочный туман.
Дверь отворилась, запуская немного свежести, а из-за неё малец выглядывает, тот самый. Скрылся мигом. Тут на пороге появился мощный муж, как дуб, кряжистый. Зашёл неспешно, скрипнув каждой половицей, одёжу скинул, сел на лавку, где Извор прятался, да его за шиворот и вытащил одним рывком, что тот аж крякнул от неожиданности. Труханув как следует, поставил перед собой и, лишь ивовым веничком прикрывшись, громыхнул:
— Зять значит? — посмотрел на того хмурным взглядом, отерев широкой ладонью вспотевшее лицо, видно и сам через силу терпя такой жар.