Виновато переминаясь с ноги на ногу, Извор потупил глаза, понимая, что попался в лапы самому тестю, а в голове кружится, покраснел то ли от жара, то ли от стыда, то ли злобы на того мальца, что в ловушку загнал.
— Раздевайся, зять.
— Бить будешь? — встрепенулся хорохорясь, да подбоченясь позу принял.
Через некоторое время дворовые с девками, окружившие пыхающую жаром баню, приникшие к дверям и единому малому оконцу, вздрогнули, когда после громогласного эханья, послышалось жалобное оханье.
— Убивает, — шепнул кто-то в толпе.
Девки, в испуге округлив глаза, косами своими рты прикрыли, а малец, тот самый, который в калитку пустил, от смеха зашёлся, да тут же и взвизгнул — острые пальцы в ухо впились и кверху тянут, будто подрасти помогают.
— Неждана, — зашептались дворовые люди, тут же перед ней головы склонили.
— Это кто здесь у нас такой чумазый? — злобно процедила. — Признавайся, по твоей милости он сюда пробрался?
— Пусти, — запищал малец, руками ту лупит, — я всё тяте расскажу.
Малец на цыпочки приподнялся, заверещал, на руке боярыни повис, да надорвав мочку свою, выпростался, к бане кинулся. В дверях с Извором столкнулся— он-то из бани выбежал, чтоб охладиться в ближней речушке — хоромы на левопобережье Кура были. Извор на того ногой замахнулся, желая отомстить за обиду, да подскользнулся и назад в баню как в прогаль провалился, а малец с порога кубарем на траву слетел, с места схватился да к реке бегом. Извор за ним. Нагнал за шкирку, как шелудевого котёнка, вздёрнул. Тот чуть было из порт своих не выпрыгнул. Руками то за шиворот хватается, то порты подтягивает. Отвешивая тумаки по бокам, мстительный жених потащил мальца к реке, подальше от любопытных глаз, утопить хотел видимо, а тот извернулся и дёру дал. На иву залез, да на плетях покачнулся, на соседнюю, что с противного берега росла и перекинулся. Стоит, в причинное место у Извора с того берега, через реку, торкает, двумя пальчиками размер отмеряет и заливается. Тот, наконец осознав, что голышом в салки играл, прикрылся руками, в воду ступил — точно бы догнал, да будущий тесть кликать начал.
Извор так ещё никогда не парился. Несколько раз к реке бегал охладиться и назад. С тех пор у него своя, особенная любовь к ивам.
Растворившись в воспоминаниях, Извор видно задремал. Тесть-банщик опять навис над ним, помахивая ивовым веничком, сдёрнул из него хворостинку и, как-то ехидно зареготав, щекотнул тому по лицу. Пробудившись, Извор тут же растопырыл глаза от того, что в ноздрях неприятно свербило, а Мирослав, сдерживая смех, тыкал тому прутиком в нос.
— Вот подожди, как станешь зятем мне! — гаркнул на него.
— Злишься на меня, что Любава женой мне станет? Она ж твоя невеста раньше была, — выдавил из себя Мир.
— Нельзя нам быть вместе. Хоть и не родная мне сестра, а лишь сводная, законом запрещено.
— Верно, любишь её до сих пор? — и продолжил видя, что Извор замялся, что ответа не даёт, не желая портить дружеский союз. — Любишь, смотрю.
Извор призадумался, головой повертел, а Мир на своём настаивает, брата пытает:
— Говори, не обижусь. Я же знаю, что по сердцу она тебе.
— Раньше думал, что люблю. Смех её помню, что речушка звонкая, и речи мягкие, будто дуновение ветра. Потом… изменилась она после смерти отца. Я с ней и не виделся-то ни разу, только шептались. После знакомства в бани, с тестем квас в клети пили — я там и заночевал, а ночью, когда все спать легли, под оконце к ней пришёл. А она со своими сенными лясы точила. Да складно как у неё всё было — те на какую-то девку жаловались, говорили, что напраслину на них наводит, что боярыня ей во всём потакает, что та на утро им розги назначила. А она всех словом утешила, всех одарила: кому усерязь, кому начелье, кому поясок. Сказала, что отца своего умилостивит.
— Ну, а дальше? — Мир с любопытством слушал двоюродного брата, уперевшись в того двумя серыми, как серебряные гривны, глазами.
— Прознала она, что под окном сижу, створкой как хлопнет перед моим носом. Думал, щас ор поднимет, хотел уже бежать, а она кликнула, разговор завела. Говорит, до смотрин видеться плохой знак. Я пото́м каждую ночь к ней приходил — калитку на заднем дворе намеренно изнутри не запирали — был один малец услужливый, я ему ещё ноги грозился выдернуть. Верно брат её это был.
— Брат?!
— Поговаривали, что Любава у Позвизда не единственная дочь. Слухи до сих пор ходят, что кроме неё ещё дитё имелось. Так вот верно малец этот и был сводным братом. Он меж нами посредником стал. Пробирусь в амбар и хоронюсь пока все спать лягут, потом сяду под окном, ивовым прутиком постучу, а она с той стороны уже ждёт. Столько болтали, что не замечали, как и рассвет начинался. Вот признаюсь тебе, что тогда любил крепко.