Сын наместника несказанно был рад их заминке, что не скоро голову свою сложит. Но он не хотел смириться со своей гибелью, более переживая, что в таком позорном виде его и найдут, а то может статься, то и вовсе следов не останется — волки растащат — не узнает отец, где кости его будут.
— Из-за откупа, что ли? — пыхал Мир, стоя в полуприсяде, уперевшись ладонями в свои колени.
— Нам твоя голова нужна, — ответил один из них и на ломаной славе кивнул на человека с личиной.
— Дам в два раза больше, чем он предложил.
Те переглянулись безмолвно вопрошая друг друга, но видно опасаясь расправы, нерешительно закрутили головами. Мирослав, всё ещё не восстановив дыхание, показал три пальца, поднимая закуп. Озадаченные таким лестным предложением, половцы замешкались, что-то обсуждая на своём. Мир же наоборот сгрупировался, увидев за их спинами юнца, который на полном ходу нёсся навстречу, в образовавшийся между теми промежуток. Отдёрнув повод в сторону от себя, конокрад правил конём, а сам свесился в седле выставив руку, протягивая её к загнанному боярину.
Мирослав мигом подтянулся, ухватившись за незрелую ладонь, и приникнув торсом к юнцу, крепко прижался к его спине. Конокрад особо не желал такой близости, и округлив глаза, попытался выпростаться. В мелкой потасовке на полном ходу, Мир всё же одолел конокрада и, вырвав из рук того повод. Сам правил конём, зычно подбадривая гнедку своего брата, который вскоре их тоже нагнал. Они так и неслись друг за другом вдоль высокого берега извилистой реки.
— Я прикончу тебя, — кричал Извор, потрясая мечом, на ходу целясь в конокрада.
— Я спас тебя, — огрызнулся тот.
— Извор, умерь пыл, — выкрикнул Мир, осаживая коня.
— По его вине нас чуть не убили — это не людоловы, это убийцы! — не унимался тот, подходя ближе, желая этого оборванца в научение хотя бы отмутузить как следует. — Мир, дай мне его сюда!
Мир не спешил, лихорадочно содрагаясь всем телом, он жестом руки остановил друга.
— Остынь, Извор. У меня дело к нему есть. Моё предложение в силе, — обратился к юнцу. — Доведи нас до Курска, а я тебя озолочу, — сглотнул насторожено и медленно протянул руку к его шапке.
Конокрад тут же подтянул ноги к себе, собрался весь и выпрыгнул из седла, пару раз перекувыркнулся и, сорвавшись с обрыва, вошёл в воду.
— Ах ты, сучий потрох. Поймаю, раздену, как ты нас побегать заставлю, только по городищу пущу! — Извор было кинулся за ним.
— Извор, заткнись! — Мир нетерпеливо гаркнул и, истомно вздрогнув, сглотнул. Пересаживаясь в седло, он немного поёрзал, руками прикрываясь своё возбуждение от удивлённого взгляда сына воеводы.
— Мир, ранили тебя? — тот подскочил, обеспокоенно оглядывая того, желая найти рану.
Мирослав вытянул вперёд руку и, уперевшись ею в лицо сердобольного Извора, не дал подойти ближе — хотя куда ближе, тот его уже ощупывать принялся, за ноги хватает — и, словно оправдываясь, не зная что сказать, выкрутился:
— Я в отличии от тебя не в седле скакал, а на перемётной суме, весь зад отбил. А ещё, смотри, что у конокрада позаимствовал, — протянул перстень с такой же мордой, что на их наборных поясах, которые они так и не нашли.
— Мир, так это ж дедов перстень!
Их разговор был прерван приближающимся шумом— с противоположного берега к ним шла верхами дружина. Те громко бранились на какого-то старца, по вине которого уже несколько годин (часов) блукатили по лесу, и наконец отыскав выход из густой дубравы были приятно обрадованы и неожиданной встрече с незадачливыми беглецами.
2. Ярилин день
С самого утра, лишь только петухи проголосили третий раз (4 часа утра) на околицах слободских поселений засуетились. А когда солнце достигло своего зенита, к сладкому аромату цветущей липы, приплёлся кисловатый запах свежесрубленных берёз, которыми украсили прибрежный луг. Туда же из перелеска молодцы тащили вязанки хвороста и охапки сухих веток, устанавливая гигантский шалаш, будущий очистительный костёр, пламя которого должно изгнать всю нечисть и хвори бесстрашно прыгающих через него. Со всех слобод, не смотря на запрет иереев, служителей византийской веры, расплетая косы на ходу, дабы скрыть свой брачный статус, стекались молодухи (родившие сына), чтобы передать девицам на выданье свою детородную силу через кумование (целование через венок), а может и не только — ведь коли попадётся та в лапы куролесникам, может так статься, что в любострастном желании заломают и её, коли мужа рядом не окажется, а были и те, которые пользуясь этим безумным разгульем, может и вовсе желали оного.