Андрей Вячеславович немного помялся, кашлянул и, краснея, сказал:
- Ваше Святейшество! Стыдно сказать, стыдно признаться... Не могу...
- Да укрепит тебя, чадо, сила Христова и заступничество Пресвятой Богородицы! - поддержал его Кирилл, - Все возможно для верующего! Помнишь, что сказал апостол Павел? - "Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе" (Фил.4:13)! Господи, защити, помилуй и укрепи раба твоего Андрея! Умилосердись о рабе твоем, Пресвятая Владычице Богородице, и подай ему, силу, разумение и крепость к его спасению! - возведя очи к небу, молвил Его Святейшество.
Андрей Вячеславович еще раз собрался с духом, вытер со лба проступивший пот и, немного сбиваясь, тихо молвил:
- Вобщем так Ваше Святейшество... Каждый раз, каждый день... а иногда по нескольку раз на день я, услаждаясь, воображаю как вас сажают на кол или засовывают вам в анус раскаленный в печи лом. Причем... причем, как правило, я воображаю, что этот лом засовываю вам в анус я сам лично... Извините, Ваше Святейшество... я все сказал...
Кураев ожидал, что Кирилл разозлится; поэтому Кураев непроизвольно съежился. Но не произошло ничего подобного. Его Святейшество невозмутимо стоял с коротким видом и слегка улыбался. Увидев, что Кураев замолчал, Кирилл назидательно молвил:
- Чадо Андрее! Вероятно, ты думал, что я очень озлоблюсь на такие речи. Но так может думать только человек, не знакомый с монашеством, с монашеским духом, не знающий толком взаимоотношения послушника и духовника обители, которому он постоянно исповедает помыслы. Мудрый же духовник и мудрый послушник твердо знают, что выставление помыслов на свет божий в откровенном исповедании их просвещенному Богом наставнику, лишает эти помыслы тлетворной силы вредить и злодействовать и от частого выставления на свет божественной правды эти помыслы разрушаются и истлевают и становятся негодными для злодейства подобно тому, как истлевает одежда и становится негодной к употреблению. Поэтому-то послушник и исповедает свой помысел - каким бы срамным или нелепым или чудовищно-жестоким и оскорбительным он ни был, а мудрый духовник снисходительно и коротко приемлет это исповедание, питая к послушнику и исповеднику исключительно любовь и милосердие и забывая его злобу - даже если бы эта злоба, эта жестокость, немилосредие и прочее и были обращены целиком на того, кто приемлет исповедание и откровение помыслов. Ведают же исоповедающий и исповедуемый, искусные в духовной брани, также и то, что помыслы эти главным образом всевает в ум Диавол - то есть, что помыслы сии, как правило, зарождаются в уме не сами собой от злобы или неведения или лености. Посему и негодование приемлющего исповедание обращается не на исповедающего помыслы и грехи, а на Диавола, исконного врага рода человеческого. Ты, Андрее, очень хорошо сделал, что не сокрыл помышление твое, как подучивал тебя сделать это Диавол, но открыл его без утайки отцу твоему духовному и так стяжал себе венец победы над злоухищрениями Сатаны; и я рад за тебя, за своего духовного сына! Не скрою, что и сам я по молодости много чего всякого думал и помышлял про владыку митрополита Никодима... Но монашеская дисциплина и то научение в духовной брани, которое мне преподал митрополит Никодим, сильно помогли мне преуспеть в борьбе с Диаволом и я, немощный, но укрепляемый силой Христа, с Божией помощью более-менее научился распознавать все сатанинские хитросплетения, которыми Диавол пытается уловить души человеческие и более-менее, как и отец мой духовный покойный митрополит Никодим и другой мой отец духовный - схиархимандрит Илий, - научился исторгать из хитросплетенных сетей Сатаны гибнущие человеческие души... Чадо мое! Я хвалю тебя, за то, что ты открыл мне свой помысел - но расскажи подробнее: когда ты мечтал о том, как вводишь мне в анус раскаленный лом, то каким образом ты мечтал о том, какой именно конец лома ты вставляешь мне в задний проход - раскаленный или холодный?
Кураев не ожидал такого вопроса; этот вопрос показался ему очень странным и даже глупым; он повернул голову к Кириллу, и уставившись на него, вымолвил:
- Ваше Святейшество! Не понимаю - к чему вам это? И к тому же - подумайте сами: как бы я мог засовывать вам лом в задницу, держась за его раскаленный конец - ведь я бы попросту обжег себе руки!
Его Святейшество загадочно улыбнулся и молвил:
- Чадо Андрее! Твой искренний вопрос, в котором с легкостью читается изумление самой постановкой заданного тебе вопроса, показывает, что душа твоя еще не совсем очерствела и не совсем погрузилась в пучину зла. Вот, ты говоришь мне: "Подумайте сами..."; а теперь подумай сам, Андрей: ведь если засунуть в зад человека лом раскаленным концом внутрь, то, держась за выступающий из зада холодный конец, человек сам может выдернуть из себя этот лом! А если сделать наоборот - то человек вряд ли из себя его сможет выдернуть - ведь он, как правильно ты сказал, обожжет себе руки; а вставляющий лом мог бы вставлять его и в каких-нибудь огнеупорных и теплоизолирующих перчатках... И то, что ты помышлял вставлять мне раскаленный лом в задницу столь по-детски наивно говорит о том, что и душа твоя еще не развращена демонами окончательно и имеет великую надежду на исцеление.
Андрей Вячеславович обалдело и не совсем понимая то, что ему хотят сказать, выслушал эти слова Кирилла и повернулся лицом обратно к аналою и лежащих на нем кресту и евангелию. Кирилл же продолжил вопрошение:
- Чадо Андрее! Не утаи от меня еще и вот чего. Помышляя о том, как ты причиняешь мне боль, вставляя раскаленный лом в задницу, ты, конечно, как ясно по умолчанию, представлял и то, как я испытываю боль; ты представлял в своем уме также и то, что это за боль. Но как человек может представить чужую боль с помощью эмпатии, сочувствия? Только сделав эту боль своей - то есть, представив, что чужая боль - это твоя боль и что те бедствия, которые вызвали эту боль у ближнего, суть бедствия, в которые ты попал сам. Я прав?
Кураев кивнул головой и Кирилл, опытный психолог, продолжил:
- Так скажи мне, чадо Андрее, честно и не скрывай от меня ничего - ты представлял себе как кто-то вставляет тебе в задницу раскаленный лом? И как часто ты представляешь себе, что кто-то вставляет тебе в задницу раскаленный лом?
Кураев опешил и пришел в замешательство от столь неожиданной постановки вопроса. Он промолвил что-то неопределенное:
- Не знаю... Следуя логике, наверное, представлял - пусть и неосознанно... как же иначе?
Его Святейшество загадочно улыбнулся и молвил:
- Вот видишь, Андрей, к чему, к каким глупым действиям и фантазиям, - пусть и не вполне осознанным, - может привести злоба, гнев, осуждение и желание другим страданий! Что сказал апостол Павел? "Солнце да не зайдет во гневе вашем" (Еф.4:26). И Христос говорил: "Не судите, да не судимы будете" (Матф.7:1). А ты присудил грешника к наказанию раскаленным ломом; да еще назначил самого себя палачом. И что из этого вышло? Ведь скажи - разве в спокойном состоянии, в котором ты диаконствуешь за литургией, прикасаясь к Чаше со страшными и животворящими Тайными, с Плотью и Кровью Христа, Бога нашего, или пребывая часами и днями в иисусовой молитве в уединении, стяжавши божественный покой и тишину, - в таких состояниях разве возмог бы ты мечтать и помышлять о том, как кто-то вставляет тебе в задницу раскаленный лом? Злоба и гнев губят злобствующего и гневающегося. Остерегись творить сие, чадо Андрее!