Что же касается интересующих нас в данном случае отношений „гомо“, то и здесь Лев Николаевич высказал свое мнение в „Анне Карениной“. Скажем прямо: он не хвалил и не восхищался, и даже немножко посерживался; но обыденность, нормативность подобных отношений (хотя бы в армии) он признавал.
„…Из входной двери появились два офицера: один молоденький, со слабым, тонким лицом, недавно поступивший из Пажеского корпуса в их полк; другой пухлый, старый офицер с браслетом на руке и заплывшими маленькими глазками.
Вронский взглянул на них, нахмурился и, как будто не заметив их, косясь на книгу, стал есть и читать вместе.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Пухлый офицер взял карту вин и обратился к молоденькому офицеру.
— Ты сам выбери, что будем пить, — сказал он, подавая ему карту и глядя на него.
— Пожалуй, рейнвейну, — сказал молодой офицер, робко косясь на Вронского и стараясь поймать пальцами чуть отросшие усики. Видя, что Вронский не оборачивается, молодой офицер встал.
— Пойдем в бильярдную, — сказал он.
Пухлый офицер покорно встал и они направились к двери.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
— Вот неразлучные, — прибавил Яшвин, насмешливо глядя на двух офицеров…“
Но пресловутое „общество“ оказалось терпимее к отношениям „гомо“, нежели к адюльтеру; и вместо задуманного романа „Андрей Николаевич“ пришлось Толстому написать „Анну Каренину“, вот так.