Выбрать главу

Словом, я был сим служителем своим, дожившим до глубокой старости и трудившимся в садах моих до последнего остатка сил своих, так много доволен, что и поныне, при воспоминании его и того, как мы с ним тогда живали, как все выдумывали и затеи свои приводили в действо, слеза навертывается на глазах моих, и я, благословляя прах его, желаю ему вечного покоя» [5 Болотов А. Т. Жизнь и приключения... 1872. Т. 2. Стб. 408— 409.]. 

Разве стал бы крепостник, каким представил Болотова В. И. Недосекин, лечить крестьян от различного рода болезней, как это делал Андрей Тимофеевич, принимая их без деления на своих и чужих, иногда свыше ста человек в месяц, без всякого вознаграждения?

И разве счел бы нужным человек, жестокосердый по натуре, защищать интересы крестьян, когда их обманывали и притесняли другие помещики, разного рода чиновники и владельцы кабаков?

Андрей Тимофеевич, видевший, какое огромное зло для крестьян представляют кабаки; неоднократно пытался если не совсем ликвидировать, то, по крайней мере, значительно сократить их число. И только упорное сопротивление откупщиков, извлекавших благодаря питейным заведениям огромные барыши, не позволяло ему добиться упразднения этих злачных мест.

Во-вторых, более близкие по времени потомки Болотова, лучше знавшие его, не только не делали ему упрека в крепостнических замашках, но, наоборот, противопоставляли его крепостникам. Так, в послесловии по случаю окончания издания записок в журнале «Русская старина» сообщалось: «Если при Екатерине II между помещиками и помещицами являлись чудовища и людоеды вроде Салтычихи, зато были и Болотовы. Подобные светлые личности хотя сколько-нибудь примиряли со злом крепостничества, тяготевшим над Россией в течение трех с половиной веков и вызвавшим наконец кровавое возмездие в пугачевщине» [6 Рус. старина. 1873. Т. 8, кн. 12. С. 1016.].

Наш видный писатель и публицист В. Г. Короленко, страстно бичевавший режим дореволюционной России за бесправие и нищету простого народа, тем не менее нашел возможным высказать теплые слова в адрес А. Т. Болотова. «Быть может, ярче всех этих рассказов небольшой эпизод чисто бытового характера, который рисует в своих замечательных мемуарах Андрей Тимофеевич Болотов. В доме одного из его соседей долгое время и заведомо всем истязали молодую девушку-кружевницу... так и умерла от этих истязаний, без всяких последствий для мучителей. И только сам Андрей Тимофеевич, человек по тому времени исключительно гуманный, выразил свой протест тем, что перестал ездить в гости в семью сих варваров» [7 Короленко В. Г. Поли. собр. соч. СПб., 1914. Т. 9. С. 211—212,]. 

Все ли дозволено автору

В связи с памятными датами А. Т. Болотова (150- летием со дня смерти — 1983 г.— и приближающимся 250-летием со дня рождения — 1988 г.) внимание к ученому значительно возросло. Достаточно сказать, что за 20 последних лет ему было посвящено 16 публикаций, в том числе книга С. Новикова «Болотов» [8 Новиков С. Болотов. М.: Сов. Россия, 1983. 335 с.]. Издательство, выпуская ее, очевидно, ставило перед собою благородную задачу ознакомить советских читателей с жизнью и творчеством замечательного ученого. К сожалению, решить эту задачу в должной мере ему не удалось.

Конечно, нельзя не отдать должного автору. Книга написана эмоционально, живым увлекательным языком, с привлечением обширного исторического материн ала. Поэтому читается легко и с интересом. И, будь она историческим романом, может быть, и не потребовалась бы суровая критика ряда ее положений. Однако в подзаголовке книги значится: «Документальная историчеческая повесть». Следовательно, читатель должен воспринимать сообщаемое в повести как действительно происходившее. Нарушение принципа документализма составляет существенный недостаток книги. Автор настолько вольно обращается с историческими фактами, что события меняются во времени местами, исторические личности становятся тем, кем они никогда не были, им приписываются поступки, которые совершали другие лица.

И все-таки главный недостаток книги мы видим в том, что С. М. Новиков взял на себя смелость трактовать научную деятельность А. Т. Болотова, не будучи специалистом в этой весьма сложной сфере жизни.

Слабо ориентируясь в сельскохозяйственном производстве и его научных основах, Новиков порой так искажает эксперименты А. Т. Болотова и его теоретические рассуждения, что вместо талантливого исследователя перед читателем предстает образ невежды, допускающего элементарные методические ошибки и даже явные нелепости.

Работа над хроникой жизни ученого облегчалась тем, что большую часть ее Андрей Тимофеевич изложил в своих уже упоминавшихся «Записках». С. М. Новиков хорошо их использовал, и чисто бытовая сторона жизни Болотова освещена им достаточно живо. Однако не обошлось и без существенных погрешностей. Так, на с. 136 Новиков пишет: «Племянница просила помочь оформить следуемую часть наследства умершего отца (Марфа скончалась раньше, вслед за старшей сестрой)». Однако известно, что Марфа (сестра Болотова) умерла в 1764 г., а Прасковья (старшая сестра)—в 1766 г. Еще более разительный пример неряшливости показывает С. М. Новиков па с. 128. «Беда не ходит в одиночку: на Псковщине безвременно скончалась любимая сестра Прасковья. И в немногие после того дни умер у него на руках второй сын, Степан, в котором души не чаял». Когда умерла Прасковья, уже говорилось, а Степан родился лишь в 1768 г. Как он мог умереть, еще не родившись, ведомо, вероятно, лишь одному С. М. Новикову.