Однако главной областью интересов первых трех императоров была внешняя политика. Алексей I поставил перед собой необычайно трудную задачу[44]. Турки-сельджуки прочно осели в Иконии, славянские народы формировались на Балканах во все более могущественные и независимые государства, которые сверх того еще и пользовались постоянной поддержкой Венгрии. Запад готовился к крестовому походу. Главной поддержкой для Византийской империи была Малая Азия[45], и, напротив, величайшая опасность угрожала ей со стороны норманнов. Роберт Гвискард, норманнский князь, пытался взять сильно укрепленный город Драч (Диррахий)[46], чтобы открыть путь к дальнейшим завоеваниям, захвату Фессалоник и даже к будущему покорению Константинополя. В этой обстановке император Алексей I проявил себя искусным дипломатом: он привлек в качестве союзников на Западе венецианцев, чьи интересы находились в одном русле с политическими целями Византийской империи. Кроме того, он начал переговоры с Григорием VII и Генрихом IV. Несмотря на союзные венецианско-византийские вооруженные силы, захватчики дважды одерживали победу под Драчем, и город только случайно избежал несчастной судьбы. Лишь восстание в Южной Италии и смерть Роберта в результате вспыхнувшей в армии эпидемии изменили ситуацию и способствовали полному поражению норманнов на Балканах. Венецианская республика получила в греческом государстве особые привилегии, и не только политические. Венецианские купцы могли отныне вести свободную торговлю, они были освобождены от всех таможенных пошлин и, кроме того, для ведения торговли с Востоком получили в пользование целый район Константинополя, отведенный им вместе с особым местом в гавани под разгрузку. Политика, которая проводилась Алексеем I и его последователями по отношению к Венеции, вызывала у греческого населения столицы все более углублявшуюся ненависть к богатым иноземцам и стала причиной большого латинского погрома; эта ненависть неистово вспыхнула, когда Андроник I со своей пафлагонской армией в мае 1182 года появился под Константинополем. Со стороны Турции никакая опасность Византийской империи в то время не угрожала. Внутренние распри из-за борьбы за власть привели государство сельджуков в состояние полной неразберихи, чем, несомненно, и воспользовался Алексей I, начав укреплять границы на севере, где печенеги держали вооруженные силы греков в постоянном напряжении и нанесли им чувствительное поражение[47]. К этим трудностям присовокуплялась еще и активность турецких пиратов эмира Чахи, который, будучи свергнутым при военной поддержке сельджуков и печенегов, вынашивал мысль о захвате константинопольского трона[48]. Алексей призвал на защиту Половецкую орду. В греческих хрониках половцы названы скифами, которые под предводительством Тугор-хана способствовали чувствительному поражению прежде непобедимых печенегов в битве, разыгравшейся 29 апреля 1091 года. Таким образом, на длительное время радикально была решена проблема северных врагов. Значительно проще избавился Алексей I от Чахи. Он сделал это при содействии султана Никеи, который пригласил Чаху на пир и там коварно его убил. После того как был заключен мир с сербами, возник трудноразрешимый венгерский вопрос, когда властители династии Арпадов начали проводить враждебную по отношению к Византии политику, угрожавшую ее территориальным интересам. Однако довольно скоро Византийская империя увидела для себя гораздо большую опасность. Эту опасность нес ей Первый крестовый поход[49]. Григорий VII, который воспользовался результатами переговоров с Алексеем I, подстрекал правителей латинских государств начать войну против Турции. Таким образом, он начал на Западе кампанию, которая, в сущности, имела своей целью «благоприятное» преодоление раскола Церкви, а вовсе не войну с исламом, потому что ислам совсем не так угрожал интересам Западной Церкви, как отсутствие единства христианского мира, разумеется, под эгидой Рима. Алексей I просил лишь военной поддержки, однако из-за активности Папы Урбана II началась широкая подготовка военной кампании. Она охватила широчайшие массы западного общества; перед ними, наряду с религиозным служением, маячили картины богатств Востока, захватить которые казалось им довольно заманчивым. Когда Алексей I под влиянием турецких интриг снова запросил военной помощи, его обескуражило решение, принятое церковным Собором в Клермоне[50]. Перед лицом турецкой опасности идея освобождения Иерусалима имела для Византии второстепенное значение. Алексей осознал весь ужас положения, в котором очутилась Византийская империя, когда армия крестоносцев приблизилась к Константинополю. Как превосходный дипломат, он добился от предводителей крестового похода обещания, что они признают его сюзереном стран, которые будут покорены ими на востоке и которые в результате станут его вассалами. Завоевание Иерусалима (15.07.1099) положило начало изменению расстановки политических сил в Малой Азии: Готфрид Бульонский вступил на престол вновь созданного Иерусалимского королевства{3}, которому были подчинены (как государства-вассалы) княжество Антиохия под управлением Боэмунда Тарентского и, в дальнейшем, графства Триполи и Эдесса. Оба правителя, разумеется, не принесли присяги византийскому императору, как они ему обещали. Тем самым Византийская империя приобрела новых врагов. Положение Империи улучшилось лишь несколькими годами позже. Боэмунд заключил союз с Алексеем I и признал себя его вассалом. В последние годы своего правления Алексей вел успешные войны с турками в Малой Азии, захватил новые соседние вражеские территории и способствовал тем самым улучшению положения Империи на международной арене.