Куусинен — современник Ленина, долгие годы живший за границей, был выдающимся приспособленцем, даже по советским меркам. Он уцелел в чистках, хотя Сталин отправил в лагеря его жену, сына и ближайших друзей. Он отрекся от сына, когда тот умирал в лагере от туберкулеза. Уцелел он и после финской кампании, хотя его идея создать в Териоках Финское Демократическое правительство, которое «пригласит» в Финляндию советские войска, позорно провалилась. Куусинен оказал значительное влияние на становление личности Андропова; у него Андропов учился европейским манерам, он раскрыл перед Андроповым секреты партийной службы, он убедил его изучать немецкий и английский языки (знание которых вскоре оказалось очень кстати: сперва на Севере, когда Андропову пришлось встречаться с экипажами американских и английских морских конвоев, привозивших в Мурманск вооружение и продовольствие для советской армии, а позднее, уже после войны, — на дипломатической работе).
Меньше года работал Андропов со своим патроном: с начала второй мировой войны Куусинен уезжает в Москву, а Андропов уходит в подполье для участия в партизанском движении. Но после освобождения Карелии Куусинен и Андропов вновь встречаются в Петрозаводске, Куусинен — в надежде на советских штыках возвратиться в Финляндию, а Андропов — в качестве второго партийного секретаря города. Финляндии еще раз удалось выскользнуть из смертельных объятий Москвы и сохранить независимость, и Сталин теряет интерес к Куусинену, — влияние его в партийном аппарате падает и о нем забывают в Москве. Бывшие соратники Куусинена, недавно раболепствовавшие и угодливо заискивавшие перед ним, спешат от него отдалиться. Андропов, однако, сохраняет добрые отношения с бывшим шефом, хотя, как и другие, ищет и находит новых покровителей. Суслов представляет его Маленкову, и в 1948 году Андропов уже второй секретарь ЦК Компартии Карело-Финской ССР.
Второй секретарь ЦК союзной республики — это в сущности наместник Москвы: в его руках кадры, армия, служба безопасности, под его контролем — первый секретарь ЦК и — косвенно — культура и идеология. Несмотря на неопытность и молодость, Андропов хорошо справляется с новыми обязанностями, обходит опасные рифы послевоенной партийной чистки, принимает участие в кампании борьбы с «космополитами» и «перерожденцами» и в 1951 году его «забирают» в ЦК КПСС.
К этому времени Андропов закончил университет в Петрозаводске и заочно Высшую партийную школу в Москве. Не прошло и года, как он идет на повышение: из инспектора по кадрам становится завсектором ЦК, а в декабре 1952 года, после 19-го съезда партии, он уже — начальник подотдела ЦК КПСС.
В советских кругах разворачивается драматическая борьба, происходят перетряски, снятия, аресты в партии и армии, но перед Андроповым, обласканным Маленковым, открываются блестящие перспективы.
И вдруг — смерть Сталина. Перетасовка кадров Хрущевым — и Андропов оказывается вне партийного аппарата. Его назначают заместителем заведующего четвертым отделом МИДа, который курирует восточно-европейские страны. По советским понятиям переход с партийной на дипломатическую работу — понижение, а тем более — с места Андропова: оно, как минимум, «обменивалось» на должность заместителя министра.
Но в партийном аппарате у Андропова остаются друзья — Суслов и Пономарев. Они не забывают Андропова, и вскоре, в конце 1953 года, в жизни Андропова происходит новый зигзаг — на этот раз его посылают в Венгрию советником советского посольства. А спустя некоторое время назначают там же послом.
По существу, посол в коммунистической стране — та же партийная работа, но в особых условиях. Именно в этих условиях таилась для Андропова определенная опасность. Все советские послы в коммунистических странах должны были быть представлены в Центральном Комитете, и Андропова кооптируют в ЦК — сперва как члена ревизионной комиссии, затем — как кандидата. Как кандидат в члены ЦК КПСС, он является в Будапеште не столько «человеком» Министерства иностранных дел, сколько партийным аппаратчиком и обязан отчитываться, главным образом, перед Центральным Комитетом. А это создавало угрозу трений с МИДом. Но Андропов сумел проявить на незнакомом поприще недюжинное и не столько профессионально приобретенное, сколько прирожденное — дипломатическое дарование. Он не давал почувствовать своему непосредственному начальнику — Громыко — свою независимость: ни тогда, когда был послом, ни позже, когда был назначен заведующим отделом ЦК и стал полноправным членом Центрального Комитета, формально сравнявшись с министром по статусу.
Обязанности советского посла в коммунистической стране многообразны и противоречивы: с одной стороны, он представляет партию, с другой — МИД, с третьей — КГБ. Удобный путь сделать карьеру — выбрать одну из этих могучих организаций и опереться на нее. Выгоднее всего, конечно, опираться на партию. Тогда можно сразу начать плести сложную сеть интриг: посылать, минуя МИД и КГБ, в Секретариат ЦК (а если есть влиятельный покровитель, каковым у Андропова был — Куусинен, то непосредственно в Политбюро) отчеты с обзором положения в стране, в которой работаешь, и с анализом, а попутно — с ненавязчивой критикой действий МИДа или КГБ. Такие усилия, как правило, не остаются незамеченными. И спустя некоторое время удачливого посла назначают генеральным директором Министерства иностранных дел или даже заместителем министра — так, например, сделал карьеру замминистра Фирюбин — посол в Югославии. Путь соблазнительный, но рискованный. Если министр иностранных дел в силе и почете, посла могут отозвать в Москву и назначить на малозначительный пост. И хорошо еще, если в МИДе, а то сошлют в «глубинку» России районным или городским секретарем до самой пенсии! И здесь могут оказаться бессильными самые высокие покровители: они отступятся от посла, если их интересы или расстановка сил в ЦК подскажут им не противодействовать министру. Больше того, незадачливый посол своим падением сослужит им добрую службу — его кровью, ценой его головы они завоюют расположение и благосклонность МИДа, что (при всей их значительности) не помешает: даже у самых влиятельных есть дети, которых совсем неплохо пристроить на дипломатическую работу.
Андропов не пошел по этому пути. Имея отличные связи в Центральном Комитете, он неизменно подчеркивал свою лояльность и к Громыко. И не проиграл: спустя почти 30 лет Громыко вспомнит об этом и поддержит Андропова в его притязаниях на власть в Кремле. И эта поддержка окажется решающей в борьбе за наследство Брежнева.
В ЦК КПСС Андропов посылал отчеты, всегда доброжелательные по отношению к Громыко и его сотрудникам. Даже когда готовились специальные конфиденциальные доклады для международного отдела ЦК, Андропов и тогда находил возможность посоветоваться с Громыко. Старался он сделать его сопричастным и к своим сообщениям в КГБ.
В результате все три ведомства — ЦК КПСС, МИД и КГБ — были довольны Андроповым. И даже когда в Венгрии вспыхнула революция, в Москве — ни в ЦК, ни в МИДе, ни в КГБ — не пытались свалить вину на посла, как это принято в Советском Союзе. Андропов оказался удобным и для КГБ, и для МИДа. Перед лицом неизбежного разноса за венгерский провал, МИД и КГБ, вообще-то постоянно конкурирующие друг с другом, на сей раз проявили единодушие и поддержали деятельность Андропова в Будапеште. Андропов, со своей стороны, верный принципу «быть хорошим для всех», отводил удар от КГБ и МИДа, убеждая ЦК в том, что вся вина за брожение в Венгрии лежит… на Сталине, который допустил серьезные ошибки при выборе и расстановке руководителей Венгрии и в предложенных им методах управления. Такая интерпретация венгерских событий была удобной и выгодной для Хрущева — она снимала с него ответственность за восстание в Будапеште, которую стремились возложить на него Маленков и Молотов, считавшие начатую Хрущевым десталинизацию началом распада советской империи.