- Отвратительно.
Олаф сжал самокрутку в ладони и даже не поморщился, когда подожженный табак соприкоснулся с грубой мозолистой кожей. Облокотившись на каменный парапет крепостной стены, старик выбросил самокрутку вниз – туда, где на острые скалы утеса Ларатилл набрасывались в бессмысленных атаках воды океана. При ударах о камень вода пенилась и яростно бурлила, создавая впечатление, что океан чем-то искренне недоволен.
Впрочем, Олафа совершенно не волновали капризы водной стихии. Он уже давно находился в том возрасте, когда его волновали только ноющие кости, старые боевые шрамы и подадут ли сегодня к ужину столичное имбирное пиво или опять придется обходиться кислой вишневой настойкой местного производства.
Вопреки своему положению часового, Олаф считал себя счастливым и, в целом, успешным человеком. Еще в годы своей зрелости он дослужился до младшего сержанта и даже имел небольшой опыт командования в одной из многочисленных войн, терзающих Империю. Сейчас он даже под пытками не вспомнил бы причину конфликта, а также его участников – войны происходили так часто, что иногда приходилось за один год вставать под разные знамена воюющих между собой патронов. Олаф всегда считал, что разбираться в причинах конфликтов – удел историков и политиков, то есть людей куда более умных, чем он. Его обязанности были простыми и понятными: надеть кирасу и шлем, повесить на пояс меч, взять в руки копье и щит и храбро погибнуть в бою, если судьба так распорядится. Сингурдинге верил в судьбу, и был уверен, что человек над ней не властен. Именно поэтому он просто плыл по реке жизни, иногда едва не переворачиваясь на ее порогах, но чаще просто отпуская весла и позволяя течению вести его туда, куда оно захочет.
Служба Олафа не тяготила. Всю свою жизнь он провел в армии и другой доли не знал. Прошел несколько войн, получил немало ранений, но боги всегда были к нему благосклонны – все его раны оказались серьезны ровно настолько, чтобы командование оценило его отвагу, но не настолько, чтобы превратить его в мучающегося от постоянных болей калеку. Да, сейчас некоторые шрамы неприятно ныли, особенно в дождливые или чересчур ветреные дни, которые на западной оконечности континента были не редки, но Олаф не обращал на них внимания, считая, что подобные боли – житейская мелочь любого человека, дожившего до преклонного возраста. После очередного ранения – магический огонь сжег плоть на его коже почти до кости, - держать щит он уже не мог. Да и в здоровой руке сил уже едва хватало, чтобы несколько раз взмахнуть мечом, хотя удары и были все еще точны. Военные лекари, наконец, признали, что толку от Олафа в авангарде армии будет не много, а потому отправили его нести службу в один из отдаленных гарнизонов, а по факту – самый отдаленный, ведь западнее Утеса Ларатилл не было ничего.
Одноименная крепость, возвышавшаяся на утесе, была построена почти тысячи лет назад, и уже начинала разваливаться. За десять лет, что Олаф здесь отслужил, не проходило и месяца, чтобы он не находил новую трещину, выпавшую кладку или осыпавшуюся смесь, использовавшуюся для скрепления крепостных камней между собой. Крепость Ларатилл погибала, не в силах справиться с лучшим разрушителем в мире – временем. И если в первые недели службы Олаф писал рапорты и докладывал интенданту обо всех разрушениях, то с течением времени осознал, насколько это бессмысленно. Никто не собирался ремонтировать крепость, потому что некому было на нее нападать. С запада, юга и севера утес омывался водами Молчаливого океана, переплыть который, если верить отважным путешественникам Империи, было невозможно из-за непредсказуемых течений, водоворотов и подводных тварей, чьи размеры лишь возрастали по мере удаления от берега. Но даже если кому-то удалось бы подвести к крепости корабль, забраться на отвесную пятидесятиметровую скалу не представлялось возможным. Для атакующих был доступен единственный путь с востока, по земле, но, во-первых, с этой стороны стены, ворота и башни крепости еще были крепки, во-вторых, крепость была защищена лучшим из возможных способов – в ней не было ничего ценного. В деревне, что находилась неподалеку, жило чуть больше ста человек, в основном – фермеры, и богатствами она тоже не славилась. Поэтому крепость Ларатилл, по сути, была лишь наблюдательным пунктом, выполнявшей еще и функции маяка: вдоль западных берегов Империи курсировали торговые корабли из Торвии и Гротно в Вилью и Сергано и, так как шторма в этой части континента случались не редко, имелся риск разбиться о многочисленные скалы. Именно маяк, по мнению Олафа, и был единственной причиной, почему в крепости до сих пор содержался гарнизон, и почему Империя редко, но выделяла на него золото и людей. Видел старый Олаф что-то символическое в том, что он здесь оказался – доживающий свои последние годы старик в рассыпающейся крепости.