-Хорошо, только присмотри за Тявкой. А если кто приставать будет - кричи во все горло и зови на помощь!
Спелые груши с нижних веток дерева были уже сорваны, а те, что остались висеть - росли на самой макушке целыми гроздями, ждали, чтобы кто-нибудь их сорвал и вкусил.
Анемона привязала Тявку к ветке, разулась, надела сумку Павла через плечо. Подпрыгнула и повисла цепкими пальцами на толстой ветке, болтаясь. Упираясь босыми ногами в ствол с треснутой корой, она с легкостью залезла на ветку. Ее малый рост и худоба позволяли ловко подлезать под каждый сучок и быстро подниматься ввысь, как по небесной лестнице.
Вид сверху был шикарным. С одной стороны, от дороги, в поле колосилась золотистая пшеница, раскинувшись полукругом до самого густого леса, с другой стороны, стояли дома с игольчатыми красными крышами.
Накидав груш в сумку, девочка быстро спустилась вниз и с последней ветки спрыгнула на землю.
Анемона вспомнила, что бывала уже в городе Призрак, и знала не так хорошо, конечно, как Павел, но знала, где можно раздобыть для себя сладкую скорбь и поживиться сполна. Конечно, она хотела бы поживиться чувствами Павла, но все-таки решила потянуть время. Ей казалось, что его скорбь была вкуснее и слаще, чем у других, возможно потому, что была под запретом, а может, потому что ее бывший кормилец и Павел - родственники.
В больших городах всегда кто-то умирает, и устраиваются похороны раз в день или хотя бы раз в неделю, на крайний случай раз в месяц. В повседневной рутине жизни этого можно вовсе не заметить, если события происходят в разных уголках города, но, когда ты находишься в эпицентре всех событий, может показаться, как город мельчает на глазах. К счастью, смерть и рождение идут бок о бок друг с другом в круговороте событий. И на месте образовавшейся пустоты всегда раздается детский плач.
Ее бывший кормилиц каждый день водил ее в похоронное бюро и на кладбище. Он заботился о девочке, как о своем детище, отдавая ей всю любовь, и подкармливал ее скорбными чувствами. Он носился с ней, как с больным и беспомощным созданием, не способным на самостоятельную жизнь, лишь бы она не голодала. А дети всегда много едят, когда растут, тут с этим ничего не поделаешь. А теперь, когда она стала самостоятельной, когда обрела собственные ноги, ей теперь самой придется добывать для себя еду, но так осторожно, чтобы никто ее ни в чем не заподозрил.
Анемона шла быстрым шагом, едва не бежала, по улице, прячась в тени высоких пушистых каштанов с круглыми игольчатыми плодами, размером с куриное яйцо. Тявка бежал рядом, иногда отбегал в сторону, отвлекаясь на прохожих, замечая интересные для него запахи. Анемоне приходилось постоянно его отдергивать за поводок, чтобы не останавливаться и не сбивать темп шага. И вскоре она была у цели.
Девочка села под палящим солнцем на невысокую каменную ограду, и смотрела вдаль, выискивая что повкуснее. Время от времени на городское кладбище приходили и уходили люди, оплакивая усопших. Голод Анемоны никак не умолкал. И спустя три часа, притаившись, будто зверь, наблюдала за раненой косулей. Ее внимание привлекла одна женщина, одета с головы до пят во все черное. Женщина принесла с собой букет белоснежных лилий, уложила их на могильный свежий холм, а сама уселась рядом, между серых камней, прямо на траву и молча расплакалась, размазывая по лицу соленые слезы, обнажая свою сущность и потаенные мысли, сдерживая судорожные приступы отчаянья. Анемона вдыхала нежный аромат сладкой скорби не торопливо, впитывая трепетные чувства женщины, растягивая удовольствие.
-Вот ты где? - за спиной Анемоны раздался мужской уставший голос, пес, завилял хвостом, услышав голос хозяина. -А я тебя повсюду ищу. Почему ты улыбаешься? У этой несчастной женщины горе, траур!
-Верно, траур, но ведь это не мой траур, и даже не твой, и даже не по твоей собаке. Разве ты не видишь ее нежные чувства трепета к другому человеку, верность, проявления искренней любви, истинных чувств. Их нельзя подделать, ибо подделка скрывается за масками лжи, скупости, холодности. А от этой женщины льется изнутри такой теплый свет, который может заменить само солнце. Разве ты не находишь во всем этом нечто удивительное и прекрасное?
Павел был стандартен, приземистее, и ему сложно было понять и принять воображение Анемоны. Он видел красоту там, где открытым глазом было ясно, стоило только раз взглянуть: привлекательная девушка, яркие цветы, высотный дом, спелое красное яблоко, бабочки, закат - все, чем можно любоваться на протяжении долгого времени. Либо наоборот, отобьет напрочь желание еще разок взглянуть, если будет что-то неприятное, мерзостное, уродливое.
-Не думаю, что в несчастье есть что-то светлое. А искренняя любовь прекрасна, когда на лице сияет улыбка, а не когда из глаз льются горькие слезы. Идем скорее, а то опоздаем к отправлению повозок. Кстати, я все узнал, первая остановка с ночлегом будет в городе Лапы, на рассвете отправимся в город Хвойники и должны успеть прибыть туда до темноты. Снова на рассвете покинем город, а там глядишь, все время прямо и мы в столице. Два дня всего, и мы будем у самой цели. Скорее бы...
Еще обеда не было, как груженые повозки тронулись с места: заскрипели колеса, заскрежетали цепи и звонки, застучали копыта по грунтовой дороге, поводья и хлысты со свистом подгоняли лошадей, чтобы перейти с шага на рысь.
Павел и Анемона разместились в самой последней крытой повозке с цыплятами в ящиках для продажи. Они сидели лицом друг к другу, чтобы поглядывать на окрестности изнутри, провожать уплывающий город Призрак, иногда поглядывать друг на друга. Собака распласталась от жары рядом с хозяином по полу и шумно дышала, высунув язык. Проезжая по полю с колосистой зрелой пшеницей, Павел достал из сумки несколько крупных желтых спелых груш, поделился с Анемоной, а треть части хлеба скормил собаке. Павел надкусил грушу, сок груши потек по руке, вымочив закатанный рукав рубашки. Анемона впервые попробовала грушу, с осторожностью надкусив кожуру. Сок груши ей показался сладким и сухим, а мякиш вяжущим.
Ближе к вечеру, как и предполагалось, полил дождь, наполняя воздух влагой и свежестью. Шкура лошадей потемнела от воды. Кучера спрятались под плащи с головой, даже носа видно не было, но скорость движения не сбавляли. Анемона вытянула руку под дождь из любопытства, холодные мокрые капли ударялись о ладонь и брызгали на лицо.
-Ты будто дождя ни разу не видела, - сказал Павел.
-Конечно видела! - возразила Анемона и про себя добавила: "Ни разу не трогала". - Дождь прекрасен! Будто слезы в один миг хлынули из глаз, чтобы напоить землю. Была б моя воля, я бы тоже расплакалась, если бы умела.
-Только не говори, что ты ни разу не ревела?
-Ни разу!
-Не верю! Ты ведь девчонка, а девчонки всегда плачут! Бабская природа.
-Просто девочки чувствительнее к окружению, эмоциональнее. Вот и ревут! А мужики эмоционально устойчивые, и вместо того, чтобы лишний раз всплакнуть - кулаками машут! Такая ваша мужская натура - держать все чувства в себе!
-Сделала из нас извергов! Но ты не права. Бывают моменты в жизни, когда и кулак поднять не в силах, и слезы не идут, только в носу все жжет, как от раскаленного масла. В такие моменты начинаешь завидовать девчонкам, как у вас все просто.
Повозки въехали в город Лапы, завернули на местную ферму. Дождь все еще лил, и заметно похолодало, дорога совсем раскисла под шагами лошадей и колес телег. Анемона спрыгнула с повозки прямо в грязь, окунулась с головой под прохладный поток дождливой воды. Девочка закружилась, танцуя, подняв лицо, сощурилась от падающих капель, высунув язык, чтобы ощутить вкус дождя. Косматые волосы быстро намокли и прилизались к голове, а рубаха, впитывая влагу, прилипла к телу и потеряла форму.