Ангел-Хранитель, или Никогда не работай в библиотеке
Пролог
– Зачем ты это делаешь? – высокий темноволосый мужчина с грустью смотрел на своего друга. – Остановись пока не поздно.
– А то что? – тот продолжал подходить к маленькому человечку в лохмотьях и лаптях, забившемуся в угол между двумя мусорками. – Пожалуешься начальству? Мы, Паша, с тобой не первый день работаем. Я правила знаю не хуже. И все, что я делаю, в первую очередь, указывает на тебя. Поверь, я постарался. Я вне подозрений.
Он подошел к мусорным бакам, достал из кармана стеклянный брелок в виде старинного фонаря, направил на закрывшегося руками человека и нажал кнопку. Яркий свет озарил подворотню всего лишь на мгновенье. Но когда свет погас, место между мусорными баками было пусто, а брелок в его руках мигал, будто звал на помощь.
– Ты, Паша, не понимаешь одного, – он убрал фонарик в карман и развернулся к товарищу, – я делаю то, что нужно не только мне. Я спасаю мир. От невеж, недоучек, бескультурных и малограмотных людей. Такие не нужны этому миру.
– Ты губишь души героев, – холодно ответил Павел, – а хочешь сгубить и людей. Не думал, что ты способен на такое. Ведь мы вместе начинали, у нас была одна идея.
– Не читай мне нотации! – рявкнул мужчина, откинул прядь черных волос в сторону и прошел мимо. – Ты ничего не можешь сделать, ты это понимаешь. Я даже не трону тебя, я взял все, что мне нужно. Без силы ты не способен ни на что.
– Не я, так другие тебя остановят.
– Это ты о ком сейчас? О своих детях? Думаешь, у них есть капля Силы? Бездари! Мальчишка способен только учиться, а девчонка и на это не способна.
– Я найду как тебя остановить.
– Знаешь, – мужчина обернулся и стал возвращаться, – я знаю одно прекрасное место, где об этом можно подумать.
Он сделал призывный жест, и к нему подошел светловолосый юноша, сложил руки и между ними потекли электрические потоки. Разведя их в стороны, он открыл портал, в котором вертелись черные вихри воронки. В секунду они засосали Павла, и тут же схлопнулись.
– Пойдем, Родион, – похлопал мужчина парня по плечу. – Твоя книга должна понравиться нашему писателю.
Глава 1
В аудиторию врывалось полуденное солнце, заставляя вянуть листья комнатных растений также, как и умы студентов. По окну ползала жирная муха, методично изучая поверхность, в попытках найти хоть какой-нибудь выход из душного кабинета. Но выхода у мухи не было. Так же, как и у тридцати двух человек, сидевших за партами аудитории филологического факультета МГУ. За окнами бушевала весна, закрывая обзор свежими светло-зелеными листочками. Кто-то вздыхал, пытаясь разглядеть сквозь листву детскую площадку, на которой беззаботно бегали дошкольники, не ведавшие еще ученических мук. Кто-то сидел, прикрывшись от солнца конспектом, кто-то просто распластался на парте полностью выкинув белый флаг весенней жаре.
– Что-то мои будущие филологи совсем раскисли, – Изольда Львовна оглядела пожухших студентов, – Мариночка, передайте всем папки с этюдами. А я пока выберу, кто зачитает мне Есенина.
Аудитория зашумела, папки с работами передавались из рук в руки. Я выбрала свою работу и передала остальные сидящим сзади студентам.
– Ангел, ты супер, – ткнул меня Мишка в спину, – этюд на пятак у Изольды – это верх совершенства. Ты чертов литературный гений.
Я не обернулась, а протянула назад руку и в нее тут же положили 500 руб. Засунув купюру в карман, довольно улыбнулась и посмотрела на титульный лист своего этюда. Красная двойка пестрела на всю страницу. Собственно, как обычно. Свою гениальность в понимании литературы и написании литературных произведений я ненавидела всем сердцем и использовала только для заработка.
- Ангелина Литвиненко, к доске!
Я вздохнула, вынула свои длинные ноги из-под низкой парты, встала и нехотя поплелась к столу лекторши. В голове гудело от жары и духоты, хотелось выскочить в коридор хоть на пару секунд, вдохнуть свежего воздуха. Изольде Львовне было уже много лет. «Столько мамонты не живут», – схохмил бы тут Кривошеев. Поэтому окна открывать в ее присутствии строго запрещалось, под страхом получить дополнительную контрольную. Не только контрольных, но и самого лектора по филологии боялся не только весь факультет филологии, но и весь ВУЗ. Казалось, что и ректор, проходя по коридору, здоровается и кланяется пожилому педагогу больше из страха, чем из уважения. Поговаривают, что сам ректор когда-то учился у нее и не сдал ни одного зачета. А так как и сам ректор был не молод, о возрасте Изольды Львовны можно было только догадываться.
Повернувшись к студентам, я сплела пальцы перед собой, и начала:
«Сыплет черемуха снегом,
Зелень в цвету и росе…»
Ленька с первой парты перегнулся через ряд и ущипнул Емельянову. Та насупила бровки, но не повернулась. Он что-то показал ей руками, она залезла в сумочку и протянула ему маленькое зеркальце. Ленька с улыбкой хорька схватил и зажал в руках добычу. Открыв ладони, он повернул его так, чтобы яркий солнечный лучик прыгнул на зеркальную поверхность, и тут же спружинив, улетел Ангелине в лицо. Она зажмурилась, сбилась, попыталась начать с начала.
«Сыплет черемуха снегом…»
– Все, Литвиненко, садись, – Изольда Львовна что-то нарисовала в журнале.
– Но я только начала, – я прикрыла глаза рукой и сделала шаг в сторону, но прилипчивый лучик в Ленькиных руках не отставал.
– Слышала я уже, как ты начала. Как начала, таки и закончила. Каждый урок одно и тоже. Скоро защита диплома, ты о чем думаешь? О том, как замуж выскочить побыстрее? Тебе надо, ты бездарь, а не филолог. Я тебя сколько лет тяну, устала уже.
– Но я могу, – продолжала я оправдываться, хотя понимала, что это еполезно, – это все Ленька.
– Садись, – Изольда сменила тон, – нечего валить на Леньку. Ленька на одни пятерки учится, практику в «Эксмо» проходит. А ты? Уборщицей в издательстве? Моя задача – открывать таланты, а не тянуть посредственностей.
Приговор Изольды Львовны был суров. Не тянешь – нечего и пытаться. Выжить на ее уроках могли только отличники. Я стояла перед одногруппниками опустив голову и смотрела на носы своих туфель, нервно закусив губу.
– Вот молчишь, – решила не останавливаться Изольда Львовна. Видно, жара допекала и ее, вести урок совсем не хотелось, а поговорить и выместить свое раздражение на ком-то нужно было, – значит так и не устроилась никуда? Да с твоей жаждой знаний вариантов не так много: кассир в «Пятерочку» или в «Магнит». Ну и в дворники тоже без хороших оценок берут. И думать не надо – мети себе дворы, да песенки напевай. Садись уже.
Не поднимая головы, я добрела до стола, по одной засунула под нее свои длинные ноги, взяла ручку и зажала в руках. В аудитории стало тихо. Студенты старались не выделяться. Машка смотрела с жалостью, Ленька со злорадством, Ваське вообще было все равно, он усиленно искал что-то у себя в носу. Но как бы хорошо ко мне не относились, выбирать мою сторону в данном вопросе не хотел никто. Попадешься Изольде Львовне, она в миг очертит тебе границы твоего будущего. Правда, в большинстве своем она оценивала только тех, кто был у нее в любимчиках. Такие как Ленька, которые устроились на постоянную работу в престижные издательства еще с первого курса. А такие как я, не сильно успевающие, не сильно интересующиеся, к пятому курсу становились изгоями на лекциях когда-то известного в узких кругах филолога, Изольды Львовны Пролетарской.
– Запомни, – довесила Изольда напоследок, – не будешь знать, чего хочешь добиться в жизни – будешь дворником. А кем же еще? – развела она руками как бы в подтверждение своих слов.
Я сжала ручку. Скоро там звонок? Я подняла глаза и посмотрела на стену, на которой среди портретов великих поэтов и писателей висели часы. Часы показывали, что мучиться осталось пятнадцать минут. Сильнее сжала губы и посмотрела на портрет Достоевского, висевший рядом с часами.
«Препротивная рожа», – подумала я, – «с какой стороны ни посмотришь». На секунду мне показалось, что Федор Михайлович сдвинул брови и недобро на меня посмотрел.