Выбрать главу

***

Активные поиски информации по Рощинскому делу я начал примерно летом 2005 года. Раздобыв кое-какие материалы, передав их «куда нужно», через некоторое время с удивлением обнаружил, что дело «заглохло». Некоторое время я пытался узнать, как оно протекает – но на мои звонки и вопросы «нужные люди» отвечали односложно: «Дело находится в разработке». Это, конечно, повод для того, чтобы больше не возвращаться к событиям трёхлетней давности. И с другой стороны, даже если «иеромонах отец Григорий» действительно «накосячил», мера наказания, применённая по отношению к нему, не воскресит людей. Так что мне оставалось только одно – успокоиться и продолжать спокойно жить дальше, время от времени отсылая всем, кого заинтересовали некоторые аспекты деятельности Вадима Мироновича, материалы по электронной почте – исключая, конечно же, свою личную переписку.

Вполне возможно, что «долгожданный покой» и наступил бы. Но то ли по чьей-то наводке, то ли просто из-за свойства сети – вытаскивать на поверхность наиболее посещаемые ресурсы – четвёртого октября 2006 года со мной связалась некая Юлия Баева из телекомпании «НТВ». Девушка пояснила цель звонка: готовилась передача на тему суицида, плюс, журналисты хотели провести очередное независимое расследование и осветить в эфире деятельность Вадима Мироновича Лурье. Им требовался интервьюер, коим я запросто мог стать, и данные, которыми обладал. Также, они гарантировали мне полную непредвзятость передачи – после того, как я озвучил свои соображения по поводу Лурье, по поводу сложности этого дела и почти полной невозможности узнать что-либо точно. Во всяком случае, касательно Рощинского дела. Меня успокоили: в программе никто никого не собирался голословно обвинять в чём-то – редакция ставила задачу просто создать сюжет на актуальную тему. Уверенный в профессионализме журналистов телекомпании «НТВ», я без колебаний согласился им помочь.

Мне было что сказать: в «суицидальном» Интернете я неплохо ориентировался, и проблему продолжительности «жизни», а также полезности подобных ресурсов я видел чётко. Мне было кому рассказать о предстоящей программе, позвать этих людей на интервью с журналистами, что я и сделал в тот же день. В качестве дополнительного материала к программе, у меня имелся приличный архив из статей и, что самое главное, сайтов, форумов, дискуссий – специально сохранённых. До того, как были кем-то стрёрты. Обладая таким материалом и контактами, можно было сделать действительно что-то стоящее.

Что касается глупостей. Самая первая, мною допущенная – то, что я согласился сняться в передаче. Без искажений голоса и лица. По закону о милиции, сотрудник без ведома и разрешения начальства не имеет права этого делать. Но моё незнание закона, моя уверенность в журналистах оказалась так велики, что подвоха я не заметил. В октябре 2006 года мыслил так: уж если мне есть что сказать, то делать это следует открыто, не прячась.

Вторая глупость - то, что я не обратил внимания на некоторые мелочи. Уже при первой беседе по телефону в момент «вербовки»: Юлия Баева утверждала, что сценария программы не существует, и что он будет выстраиваться «по ходу дела». На мой вопрос о том, сколько времени отведено на создание передачи, я получил ответ: две недели. Что уже звучало как-то бредово – для того, чтобы «разговорить» нужных людей, мне потребовалось полтора месяца. Не говоря уже о том, что тема суицида вообще, сама по себе, очень сложная. И ещё одна характерная мелочь, которую «просёк» сразу, но ничего уже не смог поделать: я задал вопрос самой Юлии Баевой. О том, как она сама относится к суицидальным сайтам, и что, по её мнению, с ними нужно делать: оставить как есть, модифицировать до жизнеутверждающего эффекта или уничтожать? Её ответ был понятным, как вопли пожарной сирены: отрицательно, их необходимо давить, ибо от них все беды.

После такого ответа, будь у меня немного больше мозгов, стоило махнуть ей рукой и попрощаться. Но, как говорил старый приятель, жизненный опыт – штука, которая появляется после того, как она нужна. Мозгов не связываться с журналистами у меня не хватило, и седьмого октября 2006 года я встретил Баеву вместе с оператором у подъезда своего дома. И самая характерная деталь, которая почему-то не попала в поле зрения: на мой вопрос о том, что за проект представляет Юлия Баева, девушка как-то уклончиво ответила, что «работает с криминалом».

Расположившись неподалёку, безмолвный технарь наладил видеокамеру, прицепил мне на куртку микрофон – и девушка сразу же стала задавать вопросы.

Как меня, грешного, угораздило «туда попасть»?

Что я думаю по поводу существования депрессивных сайтов? И что с ними делать?

Думал ли я о суициде применительно к себе?

Задавали мне и вопросы о Лурье, но, несмотря на относительную осведомлённость, отвечал на них уклончиво: не видел, не общался – а потому взять на себя смелость делать громкие заявления в его адрес не могу.

По времени, съёмка заняла не более получаса, по окончанию процесса Юлия Баева поблагодарила меня, оставила контактные данные, обещала записать студийную копию передачи, и предупредить о дате выхода в эфир. В свою очередь, я скинул им большую часть своего архива на флешку, для изучения и самостоятельных выводов. Исключение составила моя личная переписка с ребятами, что побывали в «клинике» Лурье в качестве подопечных, и с одним из родителей, психологом по образованию.

Расстались мы в полном согласии друг с другом, и практически полном удовлетворении от проделанной работы. Плюс, как обычно, немного тревоги: меньше всего мне хотелось, чтобы от слов, брякнутых по простоте душевной, кто-то пострадал.

Ровно через неделю мои опасения подтвердились. Несмотря на то, что периодически отправлял на адрес электронной почты Юлии Баевой письма с просьбой сообщить время эфира, мне никто не отвечал. Телефоны – как мобильный, так и городской – молчали. Никто не брал трубку. Озадачившись, спросил совета у своего давнего друга, работающего на НТВ монтажником видео. Тот, слегка подумав, выдвинул несколько вариантов: проектов, касающихся «самого жареного», всего три. Это программа «Скандалы», программа «Профессия репортёр» и проект «Особо опасен». Предположительно, мой хлебальник мог засветиться в одном из трёх. «Профреп», как авторитетно сказал товарищ, обычно готовит каждый свой сюжет месяц. «Скандалы» и «Особо опасен» - в течение всего лишь двух недель.

Четырнадцатого октября 2006 года вышел очередной выпуск программы «Особо опасен». До того, как он вышел в эфир, я его не видел. Более того: я не видел его и в момент выхода. Но зато в полной мере ощутил, какова сила телевидения, на собственной шкуре. Потому что весь остальной мир это заметил. Странности начались в тот же день: мне без конца звонили знакомые и спрашивали, не меня ли это показывают, на что я растерянно отвечал, что, наверное, да. Затем следовали более странные вопросы: неужели на моём счету действительно две суицидальные попытки?

И вот тогда я действительно стал Очень Сильно Беспокоиться.

***

В понедельник, когда я заступил на работу, всё управление гудело как улей, и поглядывало на меня как на больного чумой. К счастью, сеть не без добрых людей. Один хороший человек успел записать с «ящика» и оцифровать ту самую передачу – копии которой я, кстати, от самих создателей программы так и не дождался – что уже говорит о непорядочности журналистов телеканала «НТВ». Их непорядочность – тема отдельного разговора. Человек загрузил видеоролик выпуска программы «Особо опасен» от 16 октября 2006 года в сеть, мне удалось его скачать. Мой начальник, а также все мои коллеги пожелали увидеть эту передачу, в чём я им, конечно же, не отказал: я предчувствовал интересное зрелище. Мне же было сказано, что это будет программа на актуальную тему, абсолютно непредвзятая – отчего б и не показать?

Не колеблясь, я нажал на кнопку «Play», и на нас посыпались потрясающие новости и данные. Итак, буду строго последователен.

1. Тревожная, тяжёлая атмосфера передачи сразу долбанула по мозгам: это и голос ведущего, и сопутствующий звуковой ряд, и частая смена разных кадров. Это мгновенно насторожило, оставив неприятный осадок. Нет, это не было похоже на «непредвзятую передачу». Опасение подтвердилось буквально с первой фразы: «Ежедневно московские спасатели выезжают по вызовам к жертвам суицида. Но рекордное количество самоубийств совершается в одной и той же точке столицы». С самого начала в этом чувствовалось обвинение – пусть пока скрытое, субъективно определяемое мной по интонации речи ведущего, стилю смены кадров и звукоряду.