Больной... извращенец... урод... тогда отец высказал ему все. Когда мама попыталась защитить сына, говоря, что Микаэль еще слишком молод и запутался, отец ударил и ее. Побои стали ежедневными, пока отец, наконец, не съехал. Мать Микаэля замкнулась в себе от шока и до сих пор не полностью от него оправилась. В ночь, когда Микаэль перерезал себе вены, в голове была лишь одна мысль: может быть, если он умрет, родителям больше не придется ссориться.
Сделав глубокий вдох, Микаэль вышел из спальни. Он нашел маму на кухне, раскладывающую продукты.
- Привет, - сказал он, потирая руки, как будто ему было холодно.
И хотя это было не так, кожа парня все равно покрылась мурашками.
- Привет, - отозвалась она, комкая полиэтиленовый мешок и бросая его в урну под раковиной.
Его мама по-прежнему была очень красивой, даже после рождения двух детей и брака, который развалил ее жизнь. Именно от нее Микаэль унаследовал эти прямые темные волосы, тонкокостное телосложение и бледный цвет лица. Зато, насколько он мог видеть, от своего отца он не получил вообще ничего. Иногда он задавался вопросом, а был ли он его настоящим отцом. Ни у кого из членов их семьи не было такого цвета глаз. Однако Микаэль знал, что всего лишь хотел принимать желаемое за действительное. Он был очень похож на младшую сестру отца, и поэтому в реальности не существовало никакого другого любящего и всепрощающего отца, которого так ему бы хотелось найти.
- Помочь?
Микаэль научился всегда спрашивать, прежде чем помогать в чем-то, связанным с кухней. Не важно, куда бы он не складывал вещи, мама всегда приходила и перекладывала их на мифическое «правильное» место.
- Почти закончила. Как прошел твой день?
Мама открыла шкаф над плитой и переставила кувшины и банки на полке, чтобы освободить больше места.
- Отлично. Хорошо, что школа закончилась. Я отнес твои книги в библиотеку. Ты же дочитала их, да?
- Да. Спасибо.
Микаэль переминался с ноги на ногу. Скованные движения матери и ее отказ встречаться с ним взглядом не предвещали ничего хорошего. Он не был уверен, что он натворил на этот раз, но решил, что сейчас не лучшее время, чтобы рассказать о том, что он уезжает на лето.
- Ладно, думаю, я пойду почитаю.
- Микаэль, что-то случилось? - спросила мама прежде, чем он смог покинуть кухню.
- Что? Нет, не думаю.
Она посмотрела на него долгим изучающим взглядом, такой привычный взгляд он получал от нее в течение последних трех лет. Он бы даже назвал этот взгляд – «Кто ты и что ты сделал с моим сыном?» Длинные волосы, инцидент с фотографиями и ожогами, ночь, когда он пытался покончить с собой... Микаэль знал, что его мать была убеждена, что он сошел с ума несколько лет назад, и потеряла всякую надежду вернуть его обратно.
Покачав головой, женщина подошла к задней двери, достав из-за нее скейтборд, она протянула тот парню.
- Спасибо. Я оставил его…где-то.
- Ты оставил его на заднем сиденье автомобиля Норы Сатерлин.
Дерьмо. Микаэль вздохнул, решив попробовать отвлечение, этой стратегии выживания Отец С научил его во время своих консультаций.
- Это БМВ Z4 Родстер. У него нет заднего сидения.
Ее глаза вспыхнули гневом.
- Что ты делал в БМВ Z4 Родстере без заднего сидения, принадлежащего Норе Сатерлин, Микаэль?
- Ничего. Она подвезла меня домой от церкви.
Мать Микаэля продолжала прожигать его взглядом.
- Ты знаешь, что она годится тебе в матери? Я знаю, что она не выглядит на свой возраст, и один Бог знает, насколько несоответственно ему себя ведет, но так оно и есть.
- Это была просто поездка домой, мама. Она хорошая. Она не такая, как ты думаешь.
- Я думаю, что она очень опасная женщина. И я думаю, что тебе могли бы причинить вред, если бы ты провел с ней больше времени.
Микаэль задумался, как могла Нора жить настолько невозмутимо. Будет ли он когда-нибудь таким же бесстрашным как она? Микаэль вспомнил, как несколько месяцев назад слоняясь по коридорам церкви после службы, подглядел за разговорами Норы. Одна из этих дряхлых летучих мышей, посещающая службу, разошлась насчет мерзости содомии. Нора похлопала женщину по спине и сказала: «Если это мерзость, то потому, что вы к ней неправильно относитесь. Расслабьтесь и получайте удовольствие. И вам даже понравится» С этими словами Сатерлин упорхнула, оставляя старых дам краснеть и пыхтеть от злобы. Микаэль вынужден был скрыться в одном из туалетов, и смеялся до колик в животе.
Бесстрашный. Он мог стать таким.
- Мне нравится боль, - сказал он.
Его мать покачала головой.
- Не напоминай мне.
Микаэль повернулся, собираясь уйти. Он чувствовал, что провел большую часть последних двух лет, отворачиваясь и сбегая от матери. Гораздо больше он хотел бы подбежать к ней и обнять, чем сбежать еще раз. Но теперь это больше не казалось возможным вариантом.
- Меня не будет все лето. Я уезжаю в четверг. Ничего страшного?
- Хорошо, - ответила мама.
Казалось, он услышал в ее голосе нотку облегчения.
- Если это так необходимо. Снова будешь вожатым в лагере?
- Что-то вроде того, - ответил он. – Мне не нужны деньги и вещи. Тебе не нужно обо мне беспокоиться.
- Я беспокоюсь о тебе со дня твоего рождения. И не перестану этого делать сейчас.
Микаэль хотел рассмеяться, но голос, казалось, пропал, он повернулся, собираясь уходить.
- Микаэль?
Медленно парень обернулся и посмотрел на маму.
- Ты же не собираешься в лагерь этим летом, ведь так?
- Мама, я…, - протянул Микаэль, и остановился.
- Не думаю, что хочу знать, чем ты собираешься заниматься…ведь нет?
Микаэль тяжело вздохнул.
- Нет, наверное, нет.
* * *
Первый порез Сорен сделал на ее бедре.
Это был неглубокий надрез, длиной в дюйм. Кровь текла медленно, собравшись в каплю, она скользнула тонкой линией по ноге, высохнув на коже раньше, чем успела упасть на черную простыню.
Второй порез Сорен сделал на животе по кромке грудной клетки.
- Поговори со мной, Элеонор, - приказал Сорен, делая третий надрез, длиной в полдюйма, на ее груди.
- Ауч.
Нора слегка рассмеялась. Сорен посмотрел на нее сверху вниз, в его глазах тлели любовь и желание.
- Будет не так больно, если ты будешь разговаривать. О чем ты думаешь?
- Я думаю, что мы давно этого не делали, Сэр.
Последний раз они играли в игру с кровопусканием более года назад, как раз через две недели после того, как она вернулась к нему. Той ночью они заново подтвердили свою связь друг с другом - Нора поклялась принадлежать ему, а он - что сделает все, что в его силах, чтобы сделать ее счастливой и защитить. Той ночью, как и четырнадцать лет назад, в их первую ночь любви, пролилась кровь, ее кровь. В их первую ночь вместе, кровь от разорванной девственной плевы запятнала простыни; год назад потекла кровь из восемнадцати порезов по всему ее телу. Восемнадцать... один порез за каждый год, что он знал ее, один порез за каждый год, что он любил ее.
- И хорошо, что мы делаем это нечасто, - произнес мужчина, с нежностью лаская ее щеку тыльной стороной ладони.
Сорен казался совершенно спокойным в этот момент, его лицо было маской безмятежности. Но Нора знала его как никто другой. Под поверхностью спокойствия бурлили темные, опасные и едва сдерживаемые желания.
Нора посмотрела вниз, когда Сорен занес лезвие прямо под ее правой грудью и сделал аккуратный надрез.
- Вам нравится это, - сказала она и Сорен торжественно кивнул. - Мы могли бы делать это чаще, если вы хотите, Сэр.
- Конечно, могли бы, - непринужденно отозвался он, и Нора улыбнулась, даже когда от жалящей острой боли глаза заполнили слезы.