- Кому много дано, с того много и спросится, - Сорен напомнил ей. Господи, и чья бы корова мычала.
- Я знаю, - ответила Нора и вздохнула.
Она знала, просто кому-то нужно было напомнить об этом.
- Нужно сделать какое-нибудь пожертвование для церкви?
- Родители Оуэна финансово пострадали в этом году. Не сильно, но скорее всего придется отдать мальчика в государственную школу.
- Государственную школу? Этот маленький мальчик будет съеден заживо в такой школе. Он любит школу Св. Ксавье.
- Но она не такая дешевая.
- Пять тысяч будет достаточно?
- Да, и еще немного чуточку попозже.
Нора кивнула. Совсем недавно она могла заработать пять тысяч только за то, чтобы поставить кого-то на колени. И Оуэн заслуживал столько же доброты, сколько ее клиенты заслуживали хорошей порки.
- Я оставлю чек на кухонном столе завтра утром. Не говори им, что это от меня.
- Конечно, нет. Что-нибудь еще?
- Ну, я играла в свою любимую игру с кровопусканием со священником этой ночью, а затем чертовски много трахалась.
- Это были благие дела.
- Это точно.
- Элеонор, что еще?
В голосе Сорена слышалось ожидание, он знал, что было нечто большее, в чем она хотела признаться.
- Я солгала о кое-чем еще, - наконец, смогла прошептать Сатерлин.
- Тебе не нужно бояться признаваться в чем-то мне, - сказал Сорен, наставительный тон его голоса мог вытянуть признания из самых потаенных уголков сердца.
- Ты спросил меня сегодня, почему я не отвечаю на звонки Уесли. Я сказала, что это потому, что ты не даешь мне разрешение. Это неправда.
Нора, уставилась в пол, не желая встречаться взглядом с Сореном.
- А в чем правда?
Сглотнув, Нора заставила себя посмотреть в его глаза.
- Я думаю, что, - начала Нора, делая глубокий вдох, - если бы я так сделала, это бы плохо закончилось для нас.
Казалось, Сорен пристально изучает ее в тусклом умирающем свете камина. Сердце Норы разрывалось от мысли, что она может причинить боль Сорену. Но он хотел правды от нее не смотря ни на что.
- Твое покаяние, - начал он, и она успокоилась.
- Да, Отче?
- Смирись с мыслью о Уесли, пока будешь вдали от меня этим летом. Смирись, и не возвращайся, пока не сделаешь этого.
Желудок Норы скрутило. Смириться с мыслями о Уесе? Что это вообще значит? Отпустить его? Или она должна поговорить с ним? Она не знала. Она не хотела знать.
- Да, Отче, - было все, что Нора смогла ответить.
Она опустила голову.
- Властьюмне данною прощаю и разрешаю тебя от всехгреховтвоих,воимяОтцаи Сына и Святого Духа.
Нора перекрестилась.
- Аминь.
Нора встала с тяжелым сердцем. Она ненавидела тот факт, что в их последнюю ночь вместе пришлось признаться в чем-то настолько причиняющем боль. Но внезапно ее ноги оторвались от пола, и она очутилась на руках у Сорена. Не говоря ни слова, он отнес ее наверх, в свою спальню.
- Ты не сердишься? - спросила она, пока он снимал с нее рубашку и укладывал в постель.
Мужчина сбросил штаны и прижался к ней всем обнаженным телом.
- Элеонор, когда ты уже, наконец, поймешь, что если я говорю "Я тебя люблю" я действительно так считаю?
- Наверное, однажды, - сказала Сатерлин и улыбнулась в темноте. - Я буду так сильно скучать по тебе этим летом. Уверен, что мне нужно исчезнуть? Сбегать совершенно на меня не похоже. По крайней мере, теперь.
- Боюсь, в данном случае, исчезновение – требует даже больше храбрости. Элеонор, дело не в том, что церковь или кто-то узнает о нас. Нужно бояться не того, что узнают, что мы вместе.
- Ты не согласен с Кингсли, да? Ты не думаешь, что это был всего лишь один из моих старых клиентов, кто украл досье, не так ли?
- Я действительно в неведении по этому вопросу.
Сорен смотрел на тени, пляшущие вокруг лампы.
- Но кто бы это ни был, и по какой бы то ни было причине... Я не позволю им причинить тебе вред. Сначала им придется вырезать мое сердце.
Нора протянула руку, касаясь раны возле его сердца. Поверхностный порез можно было бы исцелить всего за несколько дней. Однако внутренние шрамы были старыми и их вряд ли можно излечить. Рубцовая ткань, как когда-то читала Нора, самая плотная из всех видов ткани в теле человека. Возможно, именно по этой причине сердце Сорена и было таким сильным, потому что было сплошь покрыто шрамами.
- Элеонор? Помнишь похороны моего отца?
Нора закрыла глаза, и унеслась на семнадцать лет назад во времени. Она вспомнила, как ей пришлось солгать матери, чтобы поехать с Сореном на похороны его отца. Сказать, что ей стоит быть там, чтобы поддержать Клэр, его шестнадцатилетнюю сестру. По крайней мере, таково было прикрытие.
В ночь после посещения кладбища она нашла Сорена сидящим в большом кресле его детской спальни – спальня, которая хранила для него лишь воспоминания кошмаров. Она вспомнила, как зашла и увидела его, сидящим и молящимся в океане лунного света. Бледный свет освещал его лицо и блондинистые волосы. Беззвучно девушка подошла к нему, и Сорен взял ее на руки и обнял. Тогда он впервые признался, что любил ее, любил ее с того самого момента, как увидел, когда ей исполнилось всего пятнадцать. Печаль и скорбь по отцу, пытавшемуся убить сына, проступила на его лице, когда он рассказывал ужасающую историю своего детства. Она сделала то, что могла – утешила его. Она сделала это, и на следующее утро все еще оставалась девственницей, но не совсем.
Нора хихикнула.
- О, нет. Пока я жива, я никогда не забуду ту ночь.
Сорен ласкал ее губы кончиками пальцев.
- Я знаю, что ты подслушивала, малышка.
На ум пришло другое воспоминание. На этот раз не такое приятное. Покинув Сорена, Элеонор направилась в спальню, которую делила с Клэр. В доме было больше десятка спален, но Сорен настоял, чтобы она и Клэр не оставались в одиночестве ни на минуту. Как только они прибыли в поместье, Сорен изменился. Он всегда защищал ее, но сейчас превратился почти в параноика насчет охраны девочек и действовал так, как будто в доме до сих пор обитал опасный призрак. Той ночью, находясь в руках Сорена, Нора поняла, что это было недалеко от правды. На своем пути в комнату для гостей она увидела очертания женщины, стоящей рядом с открытым окном. Та стояла со скрещенными на груди руками и склоненной головой. Рядом с ней стоял Сорен, и они о чем-то перешептывались друг с другом. Нора скользнула в тень, прячась там. Когда она смогла подкрасться поближе, то услышала, как женщина говорит Сорену три слова - я не жалею. И услышала его ответ - я тоже.
В этот момент Нора поняла, что услышала что-то, не предназначавшееся для ее ушей. Она вернулась в комнату, которую делила с Клэр, и до рассвета лежала, уставившись широко открытыми глазами в потолок - все тело горело там, где Сорен касался ее, разум лихорадило от слов, которые она подслушала.
На похоронах Сатерлин лицом к лицу встретилась с той женщиной, с которой Сорен говорил накануне. Высокая и элегантная, с темно-рыжими волосами и фиалковым цветом глаз, женщина ужаснула ее своей неповторимой красотой и, казалось, почти материальным отчаянием, которое окутывало ее темным светом. Сорен представил ее как Элизабет, его старшую сестру, а Нору как подругу Клэр. Нора вспомнила, что Элизабет была похожа не на человека, а на привидение. Она была живым, дышащим, но все же призраком. Даже в темноте сейчас Сатерлин видела призрачное отражение в серых глазах Сорена.
- Я пообещал защитить тебя малышка. И это единственная причина, почему я отсылаю тебя, - сказал Сорен, притягивая Нору в тиски своих объятий.
- Твоя сестра... Ты боишься, что они узнают о том, что натворила Элизабет, да?
Сорен заправил прядь волос за ее ухо.
- Мой страх насчет Элизабет навсегда останется прежним. Я боюсь, что она узнает о тебе.
Глава 5
В понедельник утром Сюзанна проснулась на рассвете, и даже не потрудилась включить свой компьютер. Никогда еще она не была в таком тупике, как сейчас. Как будто кто-то на другом конце интернета намеренно делал все, чтобы не дать ей найти хоть что-то об отце Маркусе Стернсе. Но сегодня она собиралась вытрясти все, что могла. Отчаянные времена требовали отчаянных решений.