У меня отлегло от сердца — значит, не все еще в мире с ног на голову перевернулось. Мать, конечно, послушалась — но неодобрительно поджав губы и бормоча что-то себе под нос. Расслышав что-то вроде «маразматик старый», я опять испуганно глянула на отца. Он все также добродушно ухмылялся.
Мать вернулась с самой крохотной в их доме рюмкой. Отец плеснул туда вина (слава Богу, и на глоток не наберется!) и поднял свою.
— Ну, молодец, — произнес он, обращаясь к моему ангелу. — Молодец, зять! И правильно — нечего с этим в долгий ящик откладывать!
Минуточку, а я здесь, что, вообще не при чем? Это с какой стати он один молодец? И кто это здесь что-то не откладывал? Может, этот кто-то не то, что откладывал — полгода от одной только мысли… руками и ногами отнекивался? И может, это кто-то совсем другой узнал, что такое вообще возможно? И потом еще чуть не охрип, убеждая в этом этого… молодца?
Гейзер праведного возмущения погасила моя мать.
— Понятно, в ближайшие полчаса от них толку не будет, — безнадежно махнула она рукой в сторону мужчин и придвинула свой стул к моему.
Я собралась с силами — похоже, отложенный допрос еще толком и не начинался. Участвовать в нем у меня не было ни малейшего желания — как праздновать, так он, а как на вопросы отвечать в свете стоваттной лампы, в глаза направленном, так я…
— Какие анализы сделала?
Я перечислила.
— А УЗИ?
Я кивнула.
— Копии себе взяла?
Я удивленно глянула на нее.
— Ну, хоть результаты выписала?
Я ошарашено покачала головой.
— Ну, надо же и самой за всем следить, — воскликнула мать, — не только же врачу на слово верить! Ты у себя в районной поликлинике на учет стала?
Я опять кивнула.
— Как фамилия врача?
Я назвала.
— Ладно, я узнаю, что это за специалист, но вообще мне это не нравится, — поморщилась она. — Там таких, как ты — десятки, если не сотни, поток идет, и на особое внимание рассчитывать не приходится. Нужно бы еще у кого-то проконсультироваться… — Она задумчиво прищурилась.
— Да зачем? — застонала я.
— А вот хотя бы затем, чтобы — если мнение твоего врача подтвердится — и дальше к нему с доверием прислушиваться. В общем, дай мне неделю — я справки наведу…
— Мама, ну, не надо, у меня очень хороший врач! — В отчаянии я и ей рассказала о тех двух женщинах, которые благодарили в моем присутствии врача за детей.
— Это — не показатель, — как всегда, с ходу отмела мои слова мать. — Принято так — вот и пришли. Значит, через неделю я тебе позвоню… нет, лучше приеду, — поправилась она, бросив на меня короткий взгляд.
Нетрудно догадаться, что когда мы возвращались домой, настроение у меня было далеко не лучшее. И то, что мой ангел просто излучал… нет, просто булькал… нет, просто неприлично булькал радостным воодушевлением, мне его никак не улучшало.
— Ты чего надулась? — промурлыкал он, как только мы отъехали.
— Ничего, — буркнула я, не поворачивая головы от окна.
Дома я мрачно взялась за книгу и устроилась на диване в гостиной. Он продолжал крутиться около меня — мелькал перед носом, как муха назойливая: то по плечу погладит, по волосы за ухо заведет, то в макушку чмокнет.
— Отстань! — не выдержала, наконец, я.
Он тут же уселся рядом и отобрал у меня книгу.
— Ну, выкладывай, — заявил он, пытаясь обнять меня за плечи.
— Что я должна тебе выкладывать? — Я отодвинулась.
— Чего ты опять злишься, — ответил он, опять расплываясь в улыбке Иванушки-дурачка. — По-моему, сегодня все отлично прошло…
— Для кого? — выпалила я сквозь крепко сжатые зубы. — Все друг друга поздравили! Все друг с другом вина выпили! И даже выяснили, кто у нас молодец. Ты, разумеется, кто же еще? А мое дело — перед матерью навытяжку сидеть и на вопросы с пристрастием отвечать! И голову пеплом посыпать, потому что опять все не так сделала.
— Татьяна, ну, не меня же ей расспрашивать! — растерянно проговорил он, и тут же пришел в себя: — Тем более что ты и от меня все в тайне держала! Я вообще понятия не имею, за что мне хвататься: тебе одно сказали, Гале — другое, в Интернете каждый сайт что-то свое советует… Если хочешь, я сам с твоей матерью поговорю, чтобы она тебя лишний раз не теребила…
— Не надо! — завопила я, с ужасом представив себе их объединенные усилия.
— Ну, тогда сама скажи, что мне сейчас делать! — воскликнул он. — Я же никогда с таким не сталкивался… вернее, не помню. Я двумя руками за то, чтобы помочь, но как?
До меня вдруг дошло, что в моей жизни впервые появилось нечто, что он никак не может за меня сделать. И впервые весь его многожизненный опыт вдруг превратился в круглый и симпатичный нолик. А авторитет, которым он меня постоянно к земле придавливал — в пушистое перышко, которое даже сдувать не нужно — рукой отмахнешься, и взлетит… в небесные выси. Надо пользоваться моментом — хоть в чем-то за мной последнее слово будет!
— У меня все нормально, — воодушевившись, уже спокойнее ответила я. — Пока, — спохватившись, я потянулась к деревянному подлокотнику дивана и постучала по нему. — Так что нечего надо мной трястись, словно я сейчас рассыплюсь — я только нервничать начинаю, а мне это противопоказано.
— Так что — от меня вообще толку никакого? — с обидой спросил он.
— Ну почему же? — возразила я. — Если что-то нужно будет, я тебе сразу скажу. — Он приосанился. — А пока… вон бабуле можно помочь — она только рада будет. Ты же не откажешься создать вокруг меня атмосферу расположения и доброжелательности?
Он подозрительно глянул на меня, но возразить ему было нечего — прямейшие профессиональные обязанности не позволили. Я уже начала мечтать о том, чтобы соседке что-нибудь починить понадобилось — чтобы он хоть на какое-то время перестал порхать вокруг меня, страхуя каждое движение. Если бы еще мать можно было как-то отвлечь!
Наша бабушка словно услышала мои слова. Один-два раза в неделю мы, отправляясь в магазин, и для нее покупки делали, но потом каждый второй день — вернее, вечер — выяснялось, что она забыла что-то в список включить. То хлеб, то масло, то кефир…
— Ну, что Вы, что Вы, Варвара Степановна, — всякий раз с готовностью кивала я головой, — Анатолий с удовольствием сейчас съездит — он же на машине в два счета туда-сюда обернется.
Мой ангел с каменным лицом направлялся к вешалке, старушка плелась за ним, рассыпаясь в таких благодарностях, что ему оставалось только бормотать: «Да никакого беспокойства!», а я получала получасовую возможность спокойно прислушаться к своему телу, что в его присутствии всегда заканчивалось истерическим: «Что у тебя болит?».
Вскоре устная благодарность показалась Варваре Степановне недостаточной, и однажды она явилась к нам вечером на чай — с испеченным ее собственными руками луковым пирогом.
Именно в этот день к нам приехала моя мать.
С первого взгляда оценив добрососедскую обстановку у нас на кухне, мать с присущей ей словоохотливостью тут же вписалась в нее — познакомилась с Варварой Степановной, похвалила ее пирог, попросила рецепт и принялась расспрашивать о ее семье. Мы с ангелом переглянулись — у него в глазах стояла неприкрытая паника, у меня же появилась надежда, что мать не станет все же при посторонних о моих личных делах говорить.
Ну да, размечталась — как будто могла такая мелочь остановить ее, когда перед ней вновь — столь приятно неожиданно! — открылись широкие возможности поруководить моей жизнью.
Где-то через полчаса она бросила мне невзначай:
— Да, кстати, Таня, я нашла хорошего доктора. Он у троих моих знакомых девочек консультировал — отзывы самые положительные.
— Мама, ну, зачем? — Я схватилась за голову. — Я же тебя просила! У меня нет никаких оснований…
— Вот я и хочу это от проверенного специалиста услышать, — перебила она меня. — Он и потом тебя к себе в клинику возьмет, чтобы мы не волновались, что тебе недостаточно внимания уделяют. Одним словом, я уже договорилась — послезавтра к двенадцати он будет нас ждать.