Энггиби. А еще и неурожай.
Жена первого рабочего. Землетрясение.
Второй рабочий. Нашествие саранчи.
Энггиби. Неустойчивая валюта, эпидемия оспы в прошлом году, а в позапрошлом – чума. Почему все это? Потому, что мы не верили в бога. Мы все, в той или иной мере, были атеистами. Вот небеса и открылись нам в образе ангела. Все теперь зависит от того, как мы обойдемся с девушкой, которую ангел принес из туманности Андромеды на Землю.
Гиммил. Больше нельзя ей жить в бедности.
Первый рабочий. Забрать ее у нищего.
Второй рабочий. И от поэтов.
Энггиби. Окажем ей величайший почет, и небеса будут удовлетворены. Сделаем ее нашей царицей. Не то с нами случится беда. Побороть месть небес нам не под силу. Мы и так еле-еле пережили всемирный потоп, а новый экономический кризис будет пострашнее.
Жена первого рабочего. Поведем к царю это небесное дитя.
Все. К Навуходоносору!
Первый рабочий. Она должна стать нашей царицей.
Все. Нашей царицей!
Поэты. Останься с нами, Курруби, останься с нами.
Курруби. Я хочу остаться у тебя, нищий Акки, у тебя, под этим мостом, около вод Евфрата, подле твоего сердца.
Толпа ведет себя угрожающе.
Голоса. Бросим нищего в реку!
Толпа хочет наброситься на Акки, но полицейский энергичным жестом их останавливает.
Полицейский. Ты знаешь, как я к тебе отношусь, нищий. Ты знаешь, что у меня есть домик на Ливанской улице, и я мог бы сделать Курруби счастливой. На определенном уровне, конечно. Но сейчас мой долг отдать девушку царю, а твой – этому не мешать. (Вытирает пот.)
Толпа. Да здравствует полиция!
Курруби. Помоги мне, Акки...
Акки. Не могу я тебе помочь, моя девочка. Мы должны проститься. Десять дней мы в лохмотьях бродили по улицам и площадям Вавилона, а по ночам, тихо дыша, ты спала в моем теплом саркофаге, окруженная поэтами. Никогда я так гениально не нищенствовал. Но теперь мы должны расстаться. У меня нет на тебя прав. Я получил тебя случайно, в обмен. На меня упал клочок неба, нить божественной милости, светлая и невесомая, а теперь порыв ветра унесет тебя прочь.
Курруби. Я должна тебя слушаться, мой Акки. Ты взял меня к себе. Ты давал мне есть, когда я бывала голодна, пить, когда меня мучила жажда. Когда я боялась, ты пел мне свои прекрасные песни, бил в ладоши, и даже ноги твои отбивали такт, пока я не начинала плясать. Ты укутывал меня своим пальто, когда я мерзла, и нес меня на своих сильных руках под заревом вечернего неба, когда я уставала. Я люблю тебя, как отца, и буду вспоминать о тебе, как об отце. И я не стану сопротивляться, когда они меня поведут. (Опускает голову.)
Акки. Ступай к царю Навуходоносору, дитя мое.
Поэты. Останься с нами, Курруби, останься со своими поэтами!
Толпа. К Навуходоносору! – К Навуходоносору!
Уводят Курруби направо.
Поэты.
Курруби. Прощай, мой Акки. Прощайте, мои поэты!
Поэты.
Толпа (издалека). Курруби! Наша царица Курруби!
Акки мрачно подсаживается к очагу и начинает мешать суп.
Акки. Я ни против ваших элегий, поэты, но вы пережимаете. Вы пишете в стихах, что питаетесь помоями, а сами с аппетитом едите мой суп. Ваше отчаяние не слишком правдоподобно. Хорошо разработанное искусство кулинарии – это единственный благородный человеческий дар, и о нем нельзя говорить в стихах облыжно.
Слева по лестнице спускается худой, высокий, старый человек, на нем парадный черный костюм, в руках чемоданчик.
Парадный. Приветствую тебя, нищий Акки, приветствую!
Акки. Чего тебе надо?
Парадный. Прямо дух захватывает от этой девушки. Голова кружится! Видел с моста, как они ее уводили.
Акки (сердито). Я бы сделал эту девочку лучшей нищенкой мира, а она станет обыкновенной царицей.
Парадный. Это будет дикий, ужасный брак.
Акки (яростно). Царь будет носить Курруби на руках!
Парадный. Покоя там не будет. Не хотел бы я при этом быть. Когда вспомнишь, как царь топтал эту девушку ногами... мне страшно за ее будущее.
Акки. Топтал ногами?
Парадный. На берегу Евфрата.
Акки. Евфрата?
Парадный. Тогда, в то утро.
Акки (вскакивая). Нищий из Ниневии – это и был царь?
Парадный. Да. Я при этом присутствовал. Могу засвидетельствовать. Его величество переоделся нищим.
Акки. Зачем?
Парадный. Чтобы уговорить тебя поступить на государственную службу. И тогда-то ангел и отдал ему девушку. Это был исторический час, знаменательный час.
У Акки от страха на лбу выступает пот. Он его отирает.
Акки. Этот час мог для меня худо кончиться. Опять повезло. (Подозрительно.) А ты кто?
Парадный. Палач.
Поэты исчезают.
Акки. Салют! (Пожимает палачу руку.)
Парадный. Здравствуй.
Акки. Ты в штатском?
Парадный. Нищих я не имею права вешать в мундире. У меня строгие предписания.
Акки. Хочешь мясного супа?
Парадный. Это ловушка? Меня так легко не поймаешь.
Акки (невинно). Ловушка?
Парадный. От Ламашского палача ты ускользнул, так же как и от палача из Киша н от палача Аккадского.
Акки. Это были не царские, а всего лишь княжеские палачи. Я дам себя повесить только царскому палачу. Мне годится только самое лучшее, у меня есть своя гордость... Я хотел оказать тебе честь и предложил мясного супа.
Парадный. Польщен. При моем окладе не очень-то разъешься. Я знаю о супе с мясом только понаслышке.
Акки. Садись. Сюда! Это трон одного давным-давно истлевшего правителя мира.
Парадный (осторожно садится). Скажи честно, это ловушка?
Акки. Конечно, нет.
Парадный. Я человек неподкупный. Каждая попытка меня подкупить отскакивает от меня как от стенки горох, будь то золото, будь то плотское наслаждение. Когда недавно я должен был перевешать одно племя в Мизии, мне предложили целое стадо овец и ослов. Тщетно. Под вечерним солнцем висели тысячи мизян.
Акки. Охотно верю.
Парадный. Пожалуйста, можешь меня испытать.
Акки. А какой смысл?
Парадный. Пожалуйста! Пожалуйста! Больше всего на свете я люблю, когда проверяют мою стойкость.
Акки. Хорошо. Есть для тебя невеста свеженькая, крепкая...
Парадный (гордо). Исключено.
Акки. Мальчик – розовенький, гибкий...
Парадный (сияя). Меня ты не проймешь. Меня не проймешь.
Акки. Шепнуть тебе на ушко, где хранятся мои сокровища в Евфрате?
Парадный. Ничего тебе не поможет. Все равно повешу. (Торжествующе.) Видишь – не зря меня зовут «неподкупный Сиди»!
Акки. За это ты получишь лучший кусок мяса. И суп. (Ударяет поварешкой по котлу.)
Раздается громкий звон. Поэты выскакивают.