Я опомнилась, отобрала у него утеплитель и попыталась вытолкать бедолагу за дверь. Жнец решительно не выталкивался. За порог переступить у него, конечно, получалось. Но вот о том, чтобы сделать в направлении от дома хоть несколько шагов, и речи не шло.
– Да что ж такое-то! – наконец возмутился он сам. Взял разгон, ломанулся в дверной проём и сверзился с крыльца на хрустящую ледяную корку. Мгновение спустя его внесло обратно в прихожую на мерцающей золотистой струе. Блёстки рассеялись. Мятый, порядком сбитый с толку Ангел смерти плавно приземлился на пятую точку и запустил пятерню в волосы.
А дом тем временем решил прояснить ситуацию: в воздухе под потолком, на фоне темных обоев, из языков пламени соткались слова:
«Жнец виновен в смерти слуги. Жнец остаётся прислуживать лесному духу».
Мой незадачливый враг (или теперь уже союзник, поди разбери) сделал квадратные глаза и вскочил на ноги.
– Это кто тут кому прислуживать должен?!
Он принялся подпрыгивать и размахивать руками в попытке стереть огненный текст. Над его затеей ощутимо витал дух поражения. Другой дух, куда более осязаемый и вдобавок злоехидный, прошествовал мимо нас, подметая ковер полами синих одеяний. Он остановился напротив подскакивающего Ангела смерти и крайне недобро усмехнулся правой половиной лица.
– Будешь прислуживать мне вместо Аглаи? Ну-ну.
Жнец прервался. Он свернул тренировку прыжков на месте и переключился на следующий вид упражнений: «просверли соперника взглядом» называется.
– Что ж, раз так, приготовь мне кофе, – с ленцой зажравшегося рабовладельца велел Ноккави.
– Но вы же не пьете кофе, – шепотом возразила я. – У вас ведь давление…
– С сегодняшнего дня пью.
…«Жнец будет рабом лесного духа! Это событие надо отпраздновать!», – ликовал во мне вредный Кровавый Барон, пока я расхаживала из комнаты в комнату, полная противоречивых чувств.
Что я испытываю к Ноккави? Привязанность? Влюбленность? Ох, пусть бы он действительно меня околдовал. Пусть бы эти бабочки в животе были всего лишь наваждением, которое не имеет с настоящей любовью ничего общего.
Опустошив термос с отборной гадостью, приготовленной Жнецом во имя спасения меня, я пристроила посудину на подоконнике в каком-то необжитом зале. Половицы здесь отменно скрипели, эхо беспрепятственно множило звуки. Орган, состоящий из тысяч оловянно-свинцовых труб, занимал всю западную стену. Монументальный инструмент молчал, но подумать только, какими мелодиями он способен разродиться, этот музыкальный монстр!
Меня неудержимо потянуло к органу. Я обошла его сзади и обнаружила дверь. Она была приоткрыта, и за ней кто-то ворочался и шумно дышал.
Глупая моя башка! Зачем было внутрь заглядывать? Ворочался там не кто иной, как дух леса. После кофе, вышедшего из-под руки Ангела смерти, духу нездоровилось. Наверняка из-за кофеина. Не может же быть, чтобы его так быстро подкосило «проклятие зонта»?
– Айю, – глухо позвали из недр органа, когда я уже собралась смыться. – Айю, это ведь ты? Иди сюда.
На лбу у меня выступил холодный пот. Сердце оборвалось. Бабочки в животе отчаянно забили крыльями – вот-вот разнесут там всё вдребезги.
Не в силах ослушаться, я пробралась в чрево инструмента, вдохнула пыльный застоявшийся воздух – и была в тот же миг притянута к груди лесного духа. Одной рукой он погладил меня по волосам и охватил затылок. Другой, пройдясь по рёбрам и скользнув на талию, накрепко зафиксировал меня в положении лёжа. В позиции жертвы.
Я зажмурилась. Вот сейчас у него когти отрастут, он коснется губами моей шеи и…
И ничего не случилось. Ноккави продолжил лежать, не делая ни малейшей попытки испить моей энергии. Позиция жертвы отменяется. Как насчет позиции феи?
Я немного поёрзала, устраиваясь на дне органа поудобнее, и участливо спросила:
– Вам нехорошо?
– Ты, Жнец, капибара… Кофе стал последней каплей, – признался лесной дух с той обворожительной хрипотцой, от которой по коже начинают скакать табуны мурашек.
– А я предупреждала. С давлением шутки плохи.
– Воздай хвалу моему давлению, фея, – усмехнулся Ноккави в гулкой темноте. – Если бы не оно, я бы уже тебя укусил. Мне трудно сдерживаться. Ты такая… вкусная. Я грезил тобой всё это время.