«Эй, фея! Собралась меня в могилу свести?! – вопил он, суетясь в поисках пожарной лестницы или какого-нибудь аварийного выхода. – Срочно приведи себя в порядок! Срочно!»
Моя левая рука безвольно свисала под действием гравитации, а правая столь же безвольно покоилась у Ноккави на плече. Он мчался сквозь притихший, засыпанный снегом лес, и его ноги едва касались земли.
«Скоро, уже скоро, потерпи». Не знаю, чьи это были слова. Кровавого Барона? Вампира проклятущего? Когда же, ну когда я научусь его ненавидеть?
Хотя зачем ненавидеть? Достаточно ведь просто стать равнодушной, не так ли?
К нашему прибытию Жнец постарался на славу: перевернул всё в доме вверх дном. Видимо, этим он хотел показать, что для рабского труда совершенно не годен. Однако дом его все равно не выпустил.
Ноккави увидел бардак, положил меня – мало что соображающую – на диванчик недалеко от камина, залитого водой. И незамедлительно пришел в бешенство.
Его громоподобный голос доносился до меня как из бочки.
«Ах ты гад! Сволочь патлатая! Выродок! Супостат! Мерзавец! – воодушевленно переводил Кровавый Барон. Лесной дух ругался самозабвенно, витиевато и на чужом языке. – Будешь у меня прислугой тысячу… Нет, десять тысяч лет! Пока небо на землю не упадёт! Пока… океаны не высохнут!»
«Ну, разошелся! – ворчливо прокомментировал Барон. – Знаешь, фея, некоторым озлобленным личностям всё же очень идёт немногословность. Лучше пусть они молча жертв потрошат, чем свое красноречие демонстрируют».
«Хромающее красноречие? Вот и отрицательное качество номер один, – загнула палец я. – Номер два – жестокость. Три – сквернословие».
«Четыре – неуравновешенность», – подхватил эстафету Кровавый Барон.
«Пять – махровый эгоизм», – понесло меня.
А мы с Бароном делаем успехи! Сходу пять пунктов набралось. Такими темпами равнодушие не замедлит и тогда, может, смерть обойдет нашего махрового эгоиста стороной.
Наличие состава преступления Жнец яростно отрицал. Он бегал от Ноккави вокруг большого трапезного стола, мастерски отражал атаку вилок и ножей, пущенных в него силой взгляда, и доказывал, что он тут вовсе ни при чем. А репутацию ему дом подмочил, да. Теперь, конечно, стоит, помалкивает, ухмыляется. Придумывает, как бы еще ему, Жнецу, насолить.
Мне слабо верилось, что дом лесного духа способен ухмыляться и изобретать каверзы. Я мечтала, чтобы эти двое поскорее выдохлись, и надеялась, что просмотр диснеевских мультиков охладит их пыл.
Правда, перед тем как примирить их при помощи мультиков, мне пришлось повысить голос, воздеть руку и потребовать себе аспирин. Противники перешли на пассивную агрессию. Они обменялись горчащими, острыми, как лезвие, улыбками и наперегонки ринулись меня лечить.
Таблетка с шипением растворилась в стакане, и я залпом выпила его содержимое под перекрестным огнем взглядов.
– Что ты опять с ней сделал? – прорычал Ангел смерти.
– Ай, всё, – устало отмахнулся лесной дух и одним движением пальца придал дому первозданный порядок.
– А давайте включим «Моану», – робко вставила я, глядя, как закипает Жнец. Еще бы ему не закипеть: хаос, который он так усердно создавал, был ликвидирован за считанные секунды.
Ангел смерти неприязненно фыркнул и отвернулся. Ноккави без особого энтузиазма потянулся за пультом.
…Я и вообразить не могла, что совместный просмотр диснея перерастет в нечто большее. А именно, в совместное поедание таблеток. После финальных титров «Моаны» никому не хотелось вновь окунуться в гнетущую тишину, поэтому поедание проходило под рекламу, которая непрерывно крутилась на одном из телевизионных каналов.
Судя по количеству пузырьков, коробочек и блистерных упаковок в кухонном шкафу, Ноккави запасся лекарствами до конца света – то есть пока небо на землю не упадет и океаны не высохнут.
– Нервотрепка, – сетовал Жнец, запивая горсть антидепрессантов минералкой прямо из горлышка бутылки.
– Подтверждаю, – вздыхал лесной дух и единым махом глотал успокоительные.