Я убрала поднос с колен, резво спорхнула с кровати, попав в тапочки с первого раза, и выскочила из спальни. Господин лесной дух, на сегодня сеанс окончен.
Глава 19. Мы все тебя ненавидим
– Ноккави, этот покойник ходячий, да что он о себе возомнил? Он больше не занимает ее мыслей? Ха! А кто тогда занимает? Кто, я спрашиваю?
Жнец стоял в гостиной, облокотившись о подоконник, и обсуждал животрепещущую тему с хрустальным шаром, который передает сводки новостей.
Я подбежала к шару, мигом забыв и о холодильнике, и о еде. В толще полированного хрусталя происходило нечто ужасное.
– Не лезь ко мне, Ошибка Природы, – напыщенно провозгласил Жнец. – Не видишь? Я в печали.
– Отдай, – сказала я. Выхватила у него шар и с замиранием сердца всмотрелась в мельтешение кадров.
Мир постигла катастрофа. Люди тысячами гибли от неизвестной болезни, в городах вводили чрезвычайное положение и масочный режим. Ученые всех континентов без отдыха разрабатывали вакцину. «Пострашнее чумы будет», – писал кто-то в комментариях.
У меня внутри всё похолодело. Дева и Чумная Делегация… Они всё-таки изобрели этот проклятый вирус.
Через меня будто разряд дефибриллятора пропустили. Ноги ослабли, и я привалилась спиной к простенку. Испорченную фею вирус, конечно, не возьмет, но что насчет простых смертных? Чем они провинились? Почему мироздание к ним так жестоко?
Меня душили слёзы.
– Жнец, это точно не из-за меня? Это не потому, что я отказываюсь умирать?
– Не из-за тебя, Ошибка, успокойся. Кофе хочешь?
Я кивнула. Всё равно теперь не засну. И Жнец переместился к плите.
Он вложил в капучино столько заботы и затапливающей любви, что напиток превратился в антидот к яду отчаяния, который бежал у меня по венам. Горечь потонула в стакане целиком. Не взваливай на себя лишней ответственности, фея. Не кори себя понапрасну. Всё, на что ты в силах повлиять, изменится. Об остальном и думать забудь.
– Слушай, – сказал Жнец, подперев ладонью подбородок и глядя, как я потягиваю капучино. – Что не так с твоей подругой? Она говорила в кофейне странные вещи. А еще мерещится мне повсюду. То за окном покажется, то в огне камина. Я ж так с ума сойду!
Вот и что ему ответить? Что Сафун Тай Де больше не существует? Что она сбросила с себя старость, как обветшавшую шаль, а ее молодость принадлежит какой-то безымянной богине, завладевшей ее душой?
Что такое Сафун Тай Де? Воплощение воли мироздания? Я и сама с трудом понимала, кто она и как себя с ней вести.
– А ты? – спросила, допив кофе. – Еще хочешь знать, за какие грехи тебя сделали Ангелом смерти?
– Боюсь, если однажды узнаю, вы все меня возненавидите.
Мои губы дрогнули в несмелой улыбке.
– Мы и так ненавидим, Жнец. Тебе нечего терять.
Он взял хрустальный шар, аккуратно переложил из руки в руку, глядя на него как на взрывоопасный снаряд.
– Мне жаль. Не хотел, чтобы всё вот так вышло.
– Ты о вирусе?
– Он распространяется с бешеной скоростью. Что если человечеству, и правда, придет конец?
– Если бы ты не принял делегацию, конец пришел бы тебе, – напомнила я. – Или ты бы так и торчал у Ноккави до скончания времен.
– Как будто я сейчас у него не торчу, – печально усмехнулся Жнец. И вдруг замер. Переменился в лице. Сжал злосчастную безделушку обеими руками… И закричал.
Где-то наверху что-то треснуло. Послышался грохот тела: вероятно, заслышав крик, Ноккави свалился с кровати. В лесу завыли волки. Стаи угольно-черных ворон разом вспорхнули с верхушек деревьев, застелив небо горластой многокрылой тучей.
Могу поклясться: Жнец кричал от боли. Внутри шара словно пробудился кто-то свирепый, безжалостный – и этот кто-то вгрызался в сознание Ангела смерти, причиняя ему чудовищные муки.
– А ну брось! Бросай быстро, кому говорю! – Спохватившись, я вцепилась в новостной гаджет с другой стороны и потянула его на себя.
Схватка шла не на равных. Нечто внутри хрустального шара клейко удерживало Жнеца, не позволяя ему развести руки. А мои пальцы, напротив, соскальзывали, будто их смазали жиром. В итоге я не придумала ничего лучше, чем обрушить на Жнеца (прости, приятель) чудом уцелевшую после Великого Погрома редчайшую декоративную вазу (Ноккави, ты тоже прости).