Ну так получите следующий, напрочь вышибающий воздух из лёгких – «бесплатно, за счет заведения».
Что ж, да начнется мордобой! Эм-м, то есть, я хотела сказать: перерождение.
Глава 23. Пламя внутри меня
Огонь может стать добром и злом. Он может согревать. Он сжигает, если допустить оплошность. С огнем внутри себя надо обращаться с особенной осторожностью. Не позволять пожару вспыхнуть. Не дать себе сгореть.
Сложившись пополам и едва не взвыв, я не могла толком вдохнуть от боли. Внутренности пылали, кровь вскипала в венах. И с тем, чтобы потушить этот потусторонний пожар, имелись некоторые трудности.
Бьюсь об заклад: если бы сейчас кто-нибудь вздумал измерить мне температуру, градусник попросту лопнул бы от накала. Внутри меня включили свет, зажгли огонь, и стало слишком ярко, слишком горячо. Слишком… неправдоподобно.
Думаю, со Жнецом происходило что-то очень похожее. Он стонал рядом, стиснув зубы и привалившись к дереву. Мои глаза слезились, но я могла видеть, как исказились черты его лица, как посерели губы, как пролегла на лбу глубокая морщина.
А затем он не выдержал и закричал. Мы закричали одновременно, потому что терпеть больше были не в состоянии. Я ощутила по острому уколу в области лопаток, словно туда сотню акупунктурных игл разом всадили. И сквозь слёзы взглянула на Жнеца.
Он умолк и не двигался.
Он сидел на снегу, согнувшись и подтянув колени к груди.
Из его спины простирались два обсидианово-черных крыла.
Он поднял голову и пронзил меня взглядом, исполненным укора и горечи. Будто во всем, что с ним случилось, виновата исключительно Ошибка Природы.
«А что? Скажешь, не так?» – Эту коронную фразу должен был произнести Кровавый Барон. Раньше он регулярно встревал в мой мыслительный процесс с обличительными замечаниями. Где же Барон теперь, когда он так нужен? Может, его болтовню заглушает скрип от образования новых нейронных связей?
Ни для кого не секрет, что мозг феи чрезвычайно быстро подстраивается под новую реальность. Правда, ему приходится затратить немало усилий. И не всегда после этого фея может похвастаться адекватностью.
– Айю, у меня к тебе всего один вопрос, – хрипло проговорил Жнец, поднимаясь на ноги и протягивая мне руку, чтобы помочь встать. – Какую сущность ты ко мне подселила?
– Сущность? – воскликнула я, вскочив неожиданно резко для той, кто всего секунду назад терял сознание от боли. – Да это часть твоей души, тупица!
С чего взяла? А понятия не имею. Шестое чувство, интуиция, называйте, как угодно. Своим стремительным поцелуем Жнец будто вытянул из меня что-то несносное, ненавистное, но в то же время очень ценное.
Его взгляд заметно потеплел. Передо мной стоял уже не Ангел смерти, а кто-то другой, перерожденный, бесподобный, мучительно прекрасный. Целуя меня, он едва ли мечтал о вечном покое. Может, только потому и выжил, не стал пеплом, не обратился в дым.
И насчет «всего одного» вопроса он бессовестно соврал. У него их накопилось порядочно:
– Почему я знаю твоё имя, но ты до сих пор не отчалила в мир мертвых?
– Почему ты мне так нравишься?
– Почему у тебя крылья?
Стоп. У меня что, тоже появились крылья? Я изогнула шею, повернула голову, ощупала спину, но ничего материального не обнаружила. Ни пуха, ни перьев.
– Они сотканы из эфира, – мягко усмехнулся Жнец, перехватывая мое запястье. – Искрятся, как снег на солнце.
– А твои чернющие, просто жуть, – буркнула я. – Ты сильно изменился.
Барон не дал бы погрешить против истины: Жнеца больше не шатало на ветру, он выглядел энергичным, готовым к великим свершениям и мог бы, наверное, даже дать достойный отпор Ноккави, если бы тот задумал сразиться.
В ответ на мое высказывание владелец жутких крыльев иронично приподнял бровь, сделал вид, будто оборачивается – эти самые крылья проверить. И вдруг порывисто притянул меня к себе, уместив на талии горячие ладони.
– Ошибка Природы, ты восхитительна. Люблю тебя до смерти.
– Не отпустишь? – проворчала я и ткнулась носом ему в плечо, куда в процессе перерождения явно добавили литых мускулов.
– Я почерпнул о тебе столько информации, Айю, что отпустить так просто не выйдет, – страстно прошептал он мне на ухо. – Часть души, которую ты ко мне подселила, жаждет объятий с тобой, поцелуев с тобой и еще много чего такого, о чем не принято говорить вслух.