Как-то раз, когда мы втроем собрались на кухне, Ноккави во всеуслышание объявил, что садится на диету – энергетическую. И мгновенно сник.
– То есть до сегодняшнего дня ты на диете не сидел? – вскипел Жнец, терзая лопаткой на сковороде яичницу собственного приготовления.
Я извинительно улыбнулась. Ну да, было дело. Правда, всего единожды. Как-то лунной ночью, когда мой перерожденный поклонник видел десятый сон и в ус не дул, лесной дух не утерпел и нагрянул ко мне в гости, на пир, так сказать.
Но у меня же теперь крылья, я не та, что прежде. Вампир-рецидивист вонзил зубы мне в шею, отведал моей энергии – и у него началась ужасная аллергия. Симптомы? Чихание, кашель и дичайшее похмелье, как после алкогольного отравления. Лесной дух выполз из моей комнаты, словно тяжелобольной при смерти. И с той поры ушел в завязку.
Бродил по коридорам мрачнее тучи, косился на меня, слюни пускал – а толку-то? Я отныне несъедобная.
Свой хрустальный шар – эдакое своеобразное окно в мир – он, разумеется, восстановил. Сидел перед камином, изучал новости, пока мы со Жнецом, хрустя попкорном, зависали в его спальне. Обычно нас заставали за просмотром очередного диснеевского мультика. Реже – за тем, чего в подсознании Жнеца так отчаянно желал Кровавый Барон.
Когда происходило последнее, Ноккави злился, дулся и всячески демонстрировал нам свою неприязнь. Но быстро оттаивал. В конце концов, ему я тоже частенько составляла компанию (в основном, для задушевных бесед), и тогда ревновал уже Жнец.
– Эй, глядите, мир на ушах стоит, – как-то раз сказал лесной дух, протягивая нам шар новостей.
Не прошло и месяца, как эпидемия, о которой трубили на каждом углу, заглохла. Вести о том, что страшный вирус вдруг свернул знамёна, потрясли планету. Больше никаких скоропостижных смертей. Никаких карантинных мер. Рубежи открыты, ограничения сняты. Это ли не счастье?
Вдогонку к новостному репортажу Жнец по секрету поделился, что один его приятель из чумной делегации (хотя слово «шайка» звучало бы куда лучше) докладывал ему, что Дева-Чума не на шутку захворала и в бреду что-то постоянно бормотала про иглы.
Славно же я ее отделала там, в парке! Будет знать, как ставить палки в колёса разным испорченным феям.
Ноккави тоже как будто приболел. Он превратился в молчаливую, понурую тень самого себя. Его изводили кошмары, он вскакивал посреди ночи, бежал на кухню выпить воды и сталкивался там со мной, потому что мне, по неустановленной причине, именно в это время тоже не спалось.
Я укладывала лесного духа на диван, взбивала ему подушку и садилась рядом – сон сторожить.
Ноккави, бывало, тянул ко мне свою тонкую аристократическую руку, и на его пальцах в мгновение ока отрастали когти. Но, спохватившись, он руку отдёргивал, еще больше грустнел и смиренно прикрывал глаза. Да-да, не забывай, приятель: новая Айю тебе не по зубам.
Бессонница у него была вовсе не из-за энергетической диеты. И даже не из-за ревности. Его беспокоила легкомысленно брошенная реплика богини: «Время покажет».
День сменялся днём, а управляющая так и не сообщила о приговоре. Но как-то раз, когда последний зимний месяц подходил к концу, солнце топило лёд, а на кустах истошно чирикали птички, Ноккави получил известие. Верховный суд его дело рассмотрел и наконец-таки вынес вердикт: помиловать. Оправдан.
Не сказать, чтобы дух леса прыгал от счастья до потолка. Но он в тот же день умотал к себе в Рощу Эквилири, сдержанно раздал указания уже созревшим своим копиям и отослал их на задание. А после с оглушительным триумфальным воплем нырнул в озеро, подняв тучу брызг. Я тому свидетель.
Богиня же после решения суда отчалила на небеса окончательно и бесповоротно. И тело моей лучшей подруги Сафун Тай Де она прихватила с собой, ибо нехорошо добру пропадать.
Из всех, кого хоть как-то заботила моя судьба, помимо Жнеца и Ноккави, в триаде миров осталась лишь тётушка Мира.
Ах, да. Она всё-таки сообщила моим родителям, что я жива. А то, что от меня пятьдесят лет не было ни слуху ни духу, так это я, по молодой горячности, в кругосветку пустилась. И ничего, что полвека для кругосветного путешествия, вроде как, перебор. Тётушка мастер заговаривать зубы. Ей поверили.
Так поверили, что принялись заваливать меня письмами: бумажными и по электронной почте. Интересовались, не простужаюсь ли я (как будто такое возможно!), сколько раз в день питаюсь и, вообще, как дела.