Вот теперь Роберт оскорбился.
- Портретов не будет. Других девочек, я имею в виду. Ни по воскресеньям, ни в прочие дни недели.
- Не будет? - Она крутила головой, оглядывая разложенные на столе запасы. - Слушай, так как насчет спагетти?
- Нет, - отрезал Роберт.
Он снял портрет с мольберта, сунул под мышку и направился к выходу. У ступенек остановился - на тот случай, если Бонни все-таки прорвет. Хоть бы слово враждебное услышать. Но Бонни лишь улыбнулась и помахала рукой.
- Нечего расстраиваться, - сказал Роберт. - Ушла и ушла. Забудь.
- А кто расстраивается?
Он еще подождал, но Бонни даже взгляда не оторвала от кастрюли с макаронами. От обиды он так хлопнул дверью, что та снова распахнулась. Стук двери сопровождал бегство Роберта по сходням.
И что она за человек? Могла бы посочувствовать, но, похоже, неприятности сына ей до лампочки.
* * *
Вж-ж-ж-ик!
Мэри Маргарет еще раз замахнулась ножкой от стола и ударила Стива по голове. Он упал - без единого звука, плавно, как падает на сцене в обморок девица на выданье. Расставив мощные ноги, скособочив губы, мать-настоятельница вращала ножку стола с такой скоростью, что напоминала вертолетную лопасть, в полной готовности валить Стива с ног столько раз, сколько потребуется. Но он был недвижим. И без сознания.
Анжела, держась за шею, хватала ртом воздух. Язык, казалось, навечно застрял в глотке, куда она его запихнула, подальше от оружия Стива. В бешеном желании отрезать ей язык или хотя бы изуродовать, Стив не услышал шагов Мэри Маргарет, не заметил яростного взмаха орудия. Демонический блеск в глазах настоятельницы потух, и она села рядом с распростертым на полу безжизненным телом. Нащупала пульс, проверила дыхание, осмотрела разбитый висок. Кивнула удовлетворенно - жить будет - и только потом обратила внимание на задыхающуюся Анжелу:
- Копы уже едут. Свяжи ему руки.
- Чем? - Анжела огляделась по сторонам.
- Хоть своим гребаным языком! - рявкнула Мэри Маргарет.
Она поднялась и отряхнулась, потерла ладони. Словно ничего и не случилось. Для нее, впрочем, так оно и было. День как день. Клиент как клиент. Такой же безумный, как и все остальные. Появилась сестра Кармел - с чашкой кофе. Мэри Маргарет и Анжела разом протянули руки, но Кармел опустилась на колени и приподняла голову Стива.
Мэри Маргарет вышла из трапезной, а Анжела села рядом с Кармел, чтобы помочь ей влить снотворное. Помощницей, правда, она оказалась неважной: руки тряслись, и кофе лился мимо рта. Узловатые пальцы Кармел осторожно придержали ее ладонь.
- Ах, котик.
- Ничего у меня не выходит, - всхлипнула Анжела. - Бедный мальчик. Что с ним теперь будет?
- Он в руках Господа нашего, котик, - ответила Кармел, поглаживая разбитую голову Стива.
- Но я... что я могу... может, в полиции... Кармел подняла на нее печальный взгляд. Но в усталых, старчески помаргивающих глазах светилась не только грусть. Анжела увидела в них и безмерную твердость.
- Он в руках Господа. Оставь его. Доверься Создателю.
Кармел сунула руку за леденцом. Вновь взглянула на Анжелу. И в этот миг та поняла, какая между ними громадная разница. Возраст, конечно, тоже имел значение, но главное - Кармел чувствовала, знала, что есть на свете вещи ей не подвластные. Мечта изменить окружающее для человека естественна как дыхание, но для Кармел столь же естественно было и понимание того, что очень многое ей не по силам. Анжела же всю жизнь пытается опередить своего Бога. Не верила и никогда до конца не поверит в то, что Его око следит за всеми денно и нощно. Слишком часто ей приходилось сталкиваться с доказательством обратного. В мирской жизни сомнения вполне допустимы; для монахини совершенно непростительны. Кармел сунула леденец в приоткрытый рот Анжелы и легонько похлопала по щеке:
- Вспомни мамочку.
Следующие несколько часов Анжела провела в часовне, словно решила уморить себя молитвами. Она не нашла в себе сил смотреть, как Стива забирают из приюта. Стыд и горькое отчаяние грозились поглотить ее полностью. Она одна во всем виновата. Ее беспомощные и неумелые попытки помочь привели к трагедии.
Не помогли даже воспоминания о Роберте. Вместо привычной застенчивой улыбки на его лице теперь было написано презрение. Еще бы. Наверняка он был оскорблен легкомысленным поведением будущей монашки, ее ребяческой влюбленностью. Пропасть человеческого унижения она изведала до дна. Анжела вспомнила взгляд Мэри Маргарет. Нет. Пропасть эта бездонна.
Прежде чем подняться к себе, она заглянула в кабинет настоятельницы. Лучше уж сразу, чем трястись в ожидании кары. Мэри Маргарет подняла голову, ополовинила стакан джина и опять уткнулась в бумаги.
- Я хотела сказать... - начала Анжела. - Мне очень-очень жаль.
- Кому, как не тебе, и жалеть.
- Спокойной ночи?
- Анжела.
Анжела переступила через порог. Умереть готова за одно слово утешения.
- Поезжай домой, сестра, - проговорила Мэри Маргарет убийственно мягким тоном.
- Домой?
- Да. На те две недели, которые у тебя остались, чтобы принять решение. Возвращайся к тому, что ты знаешь, к тому, что тебе дорого. Дома все и обдумаешь. Иди. Спокойной ночи.
Анжела кивнула и выскользнула в коридор. Дымный свет настенных канделябров указывал ей путь к лестнице. Она плелась, ссутулившись, уронив голову, и думала о тех мечтах и детских фантазиях, что привели ее сюда. О неизмеримой радости, которую ей обещали первые шаги дяди Майки вниз по лестнице. О чувстве собственной нужности и важности, которое должна была при этом испытать. О да. Колокола звонят, птички порхают и чирикают. Жизнь возрождается, потому что на свете есть Анжела. Упорство Анжелы. Призвание Анжелы. Одним словом, Анжела.
Что бы она из себя ни представляла.
Ей вспомнилось изможденное лицо магери, игла в натруженных пальцах, делающая стежок за стежком, пока за стенкой Брайди манипулирует чужими судьбами. Вспомнился и Холм Великого Разочарования, и рай, на глазах обратившийся в болотистую пустошь. Вспомнился и Роберт. Интересно, нашел он следующую модель? Больше они никогда не встретятся, с этим ничего не поделаешь, но его уничтожающий взгляд жалит до сих пор. Почему он так отнесся к ее мечте о монашестве? Может быть, он все-таки немного влюблен?
Перед глазами опять мелькнула голая грудь Аниты. Если бы не та анекдотичная ситуация, до каких пор он скрывал бы этот скелет в шкафу, точнее, любовницу? Когда решился бы выложить Анжеле правду? Даже ради лучшего друга Роберт не отказался от порочной связи, а уж ради Анжелы тем более.
Нет, с Робертом покончено. Хоть одно решение четко и ясно проступило в сумятице мыслей. Вместе с осознанием потери пришло и осознание любви. Отбросив завесу самообмана и собственных выдумок, Анжела сумела наконец взглянуть истине в лицо. Но к чему ей знать о своей любви теперь, когда их дороги разошлись и уже никогда не сойдутся? Никогда. Долгий срок. Такой же долгий, как служение старой Кармел, добровольно и без сомнений вручившей свою душу Господу.
Анжела скорчилась на ступеньке у подножия лестницы. Верхняя площадка маячила высоко-высоко, а взбираться не было сил.
Глава пятнадцатая
Николя была мертва. Маленькая Клеопатра решила отхватить слишком большой кусок от абсолютно запретного пирога. Ее нашли в понедельник утром на пороге женского приюта, с горлом, перерезанным от уха до уха. Сумочка исчезла; даже туфли на убийственных каблучках и те исчезли, но на шее остался медальон со снимком двух улыбающихся детей. Николя и Стив. Два потерянных ангела.
Страшную новость сообщили в тот момент, когда Анжела, собрав чемодан, готова была отправиться в аэропорт. Она хотела дождаться похорон, но Мэри Маргарет ее идею не поддержала, пообещав заменить Анжелу лично. Стива отправили в местную психиатрическую лечебницу, держали на лекарствах, и о смерти сестры он узнает не раньше, чем хоть немного придет в себя.
Все утро сестра Кармел бесплодно пыталась убедить Анжелу, что та не виновата в трагедии брата и сестры. Анжела с тем же упорством твердила обратное. Она позволила Николя обвести себя вокруг пальца, она обманывала Стива и настоятельницу, а все потому, что не сомневалась в своей правоте. Монашество предполагает и даже обязывает к абсолютной честности и смирению, которые ей прежде были неведомы. Теперь-то она это поняла, да только знание далось ей - и, главное, Стиву с Николя - слишком дорогой ценой. Колени у нее одеревенели от долгого стояния на каменном полу, когда в часовне появилась Мэри Маргарет. Анжела не заметила теплого взгляда настоятельницы усаживаясь на скамью рядом со злосчастной послушницей, Мэри Маргарет уже была привычно деловита и хладнокровна.