А пока я усаживаюсь на краешек стула, и мы продолжаем наш разговор, я пытаюсь объяснить, что мне надо увидеть квартиру Цветаевой — это связано и с внутренней потребностью и с тем правом, которым как бы обладаю я, родившийся здесь же, неподалеку, и еще с детства… помнивший… этот дом… Так я говорю, сидя на краешке стула, но помимо моей воли получается, будто мне очень хочется увидеть квартиру и это несдержанное хочется в глазах хозяйки объединяет меня со множеством других незваных и праздных посетителей, от которых она уже довольно устала, и поэтому наш первый разговор заканчивается неопределенным обещанием: «Возможно, не сейчас…» — и благосклонным разрешением позвонить через какое-то время. Я записываю номер, благодарю и прощаюсь. Проходит одна-две недели, призванные обозначить ту самую паузу, которую я должен выдержать, желая остаться вежливым человеком, и вот я звоню по телефону, вновь называю себя и слышу, что в воскресенье собираются студенты, помогающие разбирать завалы на чердаке, и если мне это удобно, я тоже могу приехать. К двенадцати часам. Надо ли говорить, как я обрадовался и конечно же стал уверять хозяйку дома, что более удобного времени для меня не найти, что я непременно приеду, заранее благодарен… и прочее. Настает воскресенье, и я снова оказываюсь у того же походного алтаря, но на этот раз комната заполнена девушками в рабочих халатиках, которые получают инструкции, что и как им делать, а я, человек праздный и посторонний, дожидаюсь решения моей участи. «Вы тоже можете подняться наверх, — обращается ко мне хозяйка, как бы извиняясь за то, что сама она слишком занята, чтобы сопровождать меня. — Вместе с девочками. Они вам все покажут».
Мы поднимаемся на второй этаж, где находится та самая квартира, и, едва лишь в полумраке обозначаются смутные контуры стен, комнат, коридорчиков, потолков и лестниц, во мне возникает то самое ощущение места, которое кажется главным в моих психологических приключениях. Поэтому скажем о нем подробнее… Бывает, что вы попадаете в старинный русский город, и, хотя называется он не так, как назывался прежде, вы доподлинно знаете, что город именно старинный, заложенный еще во времена удельных князей, с традициями и историей. Вспоминая эту историю и повторяя это прежнее название, вы идете по улицам в надежде, что нет-нет да и мелькнет где-нибудь сохранившаяся старина — в державной кладке кремлевских стен, теремных узорах боярских палат, ярусах кокошников, взбегающих к золотым куполам, и узких прорезях решетчатых монастырских окон. Но, к вашему разочарованию, вы не встречаете ни куполов, ни кокошников и вместо боярских палат видите одинаковые пятиэтажные дома, пивные ларьки, выгоревшие на солнце плакаты и старушек с мешками семечек. Постепенно вас охватывают уныние и тоска, стерегущие человека в чужом городе, и хочется поскорее вернуться домой, и вы внимательно изучаете расписание обратных автобусов, но вдруг словно бы наталкиваетесь на что-то… нет, нет, и пятиэтажные дома, и ларьки, и старушки остаются там же, но до вас словно доносится дыхание древнего места, вы всем своим существом осязаете, что здесь было, и вас словно притягивает тайный земной магнит… После этого вы, конечно, забываете о своем разочаровании, и обратный автобус уходит без вас, а вы еще долго не можете преодолеть неведомого притяжения — стоите и смотрите на старушек, на ларьки, на пятиэтажки, и чужой город в эту минуту кажется вам родным и близким…