Как ни парадоксально, Хантер Томпсон всю свою жизнь ненавидел, и до сих пор ненавидит, журналистику. Имидж известного журналиста чудовищно тяготил его еще в шестидесятые. То, что для него началось как своего рода эксперимент, потому что он «больше ничем другим не мог заняться, кроме как писать», вскоре превратилось на какое-то время в главное препятствие на пути к «настоящему писателю». Создавая своим образом жизни инфернальный хаос, из которого как из рога изобилия извергались его самые важные формулы, используя саморазрушение как топливо, «необходимое зло», для «достижения успеха в обществе с удручающей нехваткой outlaw», он, по сути дела, писал главы всего одной книги, растянутой на десятилетия – от «Последней Драки в Городе Толстых» пятидесятых до «Добро пожаловать в тюрьму» девяностых (см. «Песни Обреченного»). Прекрасный ответ на вопросы «как» и «почему» «отчаянный южный джентльмен» пришел к теме Ангелов Ада, и уже отталкиваясь от нее вскоре достиг культового статуса «рок-звезды», и единственного в своем роде «Безумца Вне Закона», на которого никто так и не смог найти управу, можно найти в объемистом томе его писем – «Гордая Автострада» (с 1955-го по 1967-й). Здесь есть все, что нужно, чтобы поймать дух и времени и человека, и всех тех, кого он так или иначе встретил «на пиру насилия и страсти и непрерывной революции».
Извращенное остроумие, бесконечное мошенничество, чрезмерные излишества, огромная самоуверенность, выворачивание наизнанку своего израненного недооцененного эго и идиопатический гнев «праведного» outlaw, по признанию друга Томпсона, писателя Уильяма Дж. Кеннеди, автора романа «Ironweed» (удостоенного в восьмидесятые Пулитцеровской премии) – все это уже окончательно сформировалось в не по годам развитом воображении Хантера в Пуэрто-Рико, в Сан-Хуане, где он, задыхаясь от отвращения, зарабатывал себе на хлеб журналистикой. И этот джентльменский набор он использовал в те дни, чтобы пробить себе дорогу в литературу, «маршируя под ритм своего барабана». Дуглас Бринкли, редактор «Гордой Автострады», замечает, что Хантер культивировал тогда в себе образ Американского Адама, фигуры, которую критик Р. Льюис определял, как «индивида-одиночку, полагающегося только на свои силы и самодостаточного, готового к конфронтации со всем, что его ожидает, и использующего при этом свои собственные уникальные врожденные способности». Писатели, во многом повлиявшие на двадцатилетнего Томпсона, никогда не принадлежали к какому-нибудь литературному движению или элитному клубу, не были достоянием «книгомесячных салонных дам», и по идиоматическому выражению «гнали своих лошадей» – Эрнест Хемингуэй («…правда я не хотел быть на него похожим или чтобы меня с ним сравнивали. Он-то, как раз, гнал быков». – Х. С. Т), Джек Лондон, Генри Миллер. «Хороший писатель стоит над всеми движениями, – писал Томпсон. – Он и не лидер, и не последователь, а только блестящий белый мяч для игры в гольф, летящий в лузу преодолевая сопротивление ветра». И не случайно, что в 1960-м Томпсон переехал на какое-то время в Биг-Сур – он хотел быть рядом с Миллером, чью иконоборческую откровенность и решительность, «гнев праведного outlaw», ставил выше всех остальных. Слово «outlaw» – буквально «стоящий вне закона» или «отверженный» – одно из важнейших в мифологии Томпсона, как и выражение «страх и отвращение», его реакция на существование в обществе и культуре потребления, «сточной канаве, дамбе с таким количеством протечек, что ни у какого закона не хватит пальцев их заткнуть». «Outlaw» выражает отнюдь не социальную позицию – это состояние души, отношение к миру, которое не выразить никаким переводом (поэтому во многих случаях оно оставлено в переводе «Ангелов Ада» так, как оно есть). В наш лексикон давно уже вошли слова «фрик», «джанки», «трип», а раз вошли они, то непременно войдет и «outlaw». Так можно сказать о каждом, «у кого есть и кто с этим, и если ты сам не врубаешься, то никто тебя не врубит», – как заметил в «Джанки» «literary outlaw» Уильям Берроуз. «Лучше править в аду, чем служить в раю», – говорит лидер outlaw-байкеров в фильме «Ангелы Ада на Колесах» (в котором, кстати, промелькнул и Томпсон).