Обескураженный комендант удалился, вероятно, заключив, что такое веселье с заговором несовместимо.
20 мая по новому стилю путешественники сели на знакомый пароход. Здесь Родионов снова проявил свою мерзкую натуру. Каюту, в которой разместились Нагорный и Алексей, сочли необходимым запереть, несмотря на заявление моряка, что мальчику может понадобиться срочная медицинская помощь. Напротив, каюты молодых девушек, чьей безопасности могли угрожать бродившие по палубе распущенные красногвардейцы, многие из которых были пьяны, оставили не запертыми. Ночью, когда опасность стала слишком явной, комиссар вынужден был сжалиться и запер двери в их каюту.
Во время этой поездки, как и во время предыдущей, путешественникам вновь пришлось соприкоснуться с близкими Распутина. На этот раз это была его дочь Матрена. Она ездила в Тюмень за билетами на поезд для себя и своего недоброй памяти мужа Бориса Соловьева, как вдруг увидела на пристани пароход с сильной охраной. Приблизиться к нему ей не позволили, но когда она пробилась к кассиру, «неожиданно Настя [Гендрикова] и маленький [Алексей] увидели меня в иллюминатор; они были страшно рады… Они были как ангелы».
В Тюмени путешественников следовало пересадить с парохода на поезд. Появившийся Родионов стал распоряжаться посадкой согласно подготовленному им списку. Сначала были поименно названы особы свиты и некоторые слуги. Они поднялись и ушли. Затем были названы Царские дети; они тоже поднялись и пошли к вагону. Нагорный нес Алексея на руках. Родионов вернулся и пролаял: «А теперь все остальные».
Гиббс, Жильяр, баронесса Буксгевден, мадемуазель Шнейдер и графиня Гендрикова сели в вагон 4-го класса, который немногим отличался от отапливаемого товарного вагона.
В полночь 23 мая они прибыли в Екатеринбург, но «наш поезд двигался взад и вперед, останавливаясь в каком ни будь недоступном месте, чтобы изменить направление движения». Так продолжалось до семи утра, когда поезд наконец замер. Гиббс выглянул из окна и увидел, что, хотя они не находились на станции, у насыпи стояли экипажи, явно ожидавшие пассажиров. Они с Жильяром видели в окно, как девушки шли по щиколотки в грязи. Татьяна в одной руке несла тяжелые чемоданы, в другой — собачку. Матрос Нагорный хотел ей помочь, но был отброшен назад охранниками, которые заявили, что она сама должна нести свой багаж. Когда пассажиры сели на извозчиков, их увезли, и поезд направился к екатеринбургскому вокзалу. Там генерала Татищева, графиню Гендрикову и мадемуазель Шнейдер арестовали и под охраной увезли. Живыми никого из них больше не видели.
Эти драматические события разворачивались на глазах пассажиров железнодорожного вагона. Из него вывели еще несколько слуг и отвезли в Ипатьевский дом. Пассажиры наблюдали оживленные споры между различными местными комиссарами и Родионовым. Вернулся Нагорный, чтобы забрать постели Великих Княжон и багаж. Наконец в пять часов в вагон вошел Родионов и сообщил оставшимся, что они могут идти куда глаза глядят, но присоединиться к Императорской семье им не разрешается.
К Екатеринбургу быстро приближались контрреволюционные войска, и потому Гиббсу и его коллегам пришлось в течение десяти дней использовать в качестве жилья тот же злополучный вагон 4-го класса. Родионов вскоре изменил свое первоначальное решение и намеревался отправить их назад, в Тобольск, однако не успели путники достаточно удалиться от города, как белые войска перерезали дорогу, и они застряли на Красном Урале. Дни были трудные — ни помыться, ни приготовить пищу, постели примитивные, но все же как-то обходились. Каждый день они выбирались из вагона, обычно по одному, по двое, через неодинаковые промежутки времени, чтобы не привлекать к себе внимания, и проходили мимо Ипатьевского дома в надежде увидеть кого-нибудь из членов Семьи. Лишь однажды Гиббс увидел руку какой-то женщины, приподнимающей занавеску, и заключил, что это, должно быть, была Анна Демидова. В следующий раз, когда Гиббс и Жильяр проходили мимо дома, стараясь не выглядеть чересчур любопытными, они увидели, как матроса Нагорного уводят красногвардейцы, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками. Он их тоже увидел, но не подал вида, что узнал. Через четыре дня его расстреляли.
Александр Авдеев, грубый, распоясанный член Исполнительного комитета Екатеринбургского Совета, быстро превратил «Дом специального назначения» в худшую из тюрем. Теперь он был обнесен двойным забором, достигавшим карнизов. Первый этаж занимали комендант и красногвардейцы-охранники. Тринадцать человек из прислуги Царя разместились в пяти комнатах верхнего этажа. Императрица, Государь и Наследник занимали одну спальню, Великие Княжны вторую. Анна Демидова спала в столовой, доктор Боткин, Харитонов, оба Седневых, дядя и племянник, а также лакей Трупп — в зале. В ночь их приезда девушкам пришлось спать на полу, поскольку их кровати привезли слишком поздно и не успели разобрать.