В это время генерал Дитерихс, начальник штаба адмирала Колчака, проводил официальное расследование убийства Царской семьи. Гиббс внимательно следил за его ходом. Его всегда приглашали для опознания многих обнаруженных предметов. Он дал свои показания и старательно переписывал показания очевидцев и других лиц, даже тех, кто передавал только слухи или сведения из вторых рук. Документы эти хранились в его бумагах, в то время как оригиналы многих из них всплыли много десятилетий спустя, уже после распада Советского Союза.
2 ноября 1918 года он записал у себя в дневнике: «Этим утром в третий раз побывал в небольшом подвальном помещении под Ипатьевским домом». Напротив двери он заметил десять пулевых отверстий, находившихся на высоте меньше четырнадцати вершков — по-видимому, жертвы стояли на коленях. Девять отверстий носили следы крови, а десятое, находившееся выше, таковых не имело.
Много пуль попало в пол, но в этих местах квадраты пола были выпилены с целью их исследования. Пространство, на котором происходил расстрел, было настолько невелико, что Гиббс подумал, уж не расстреливали ли жертвы поочередно?
КОЛЛЕГИ ГИББСА оставались в Тюмени и оттуда направляли в дом № 10 по Солдатской улице многочисленные просьбы прислать коробки, мешки и ящики с личными вещами, оставленными в июне в городе, когда их оттуда изгнали. Поток просьб был бесконечен: надо было прислать то штуку тонкой хлопчатобумажной ткани, то флаконы духов, то книги, то мазь от экземы, которой страдал Жильяр, то что-то еще. Сид всегда старался удовлетворять эти просьбы, хотя некоторые из них выполнить было сложно. К примеру, баронесса Буксгевден намеревалась уехать из Сибири в Японию, а ее багаж, в том числе несколько дорогостоящих ювелирных изделий, следовало послать в Омск с курьером, и не раз при этом происходила путаница. Кроме того, до ее отъезда Гиббсу следовало забрать у нее 1300 рублей, которые баронесса у него одолжила и забыла вернуть. Жильяр был свидетелем и мог подтвердить этот факт. Гиббс, со свойственной ему обстоятельной манерой, оставил подробное заявление. Из документов неясно, получил ли он этот долг, но он продолжал оказывать всяческую поддержку, когда шла речь о перевозке баронессы Буксгевден и ее багажа.
Несмотря на улучшившееся положение, Сид боялся провести еще одну зиму в Сибири и полагал, что, ввиду неуверенной ситуации в России, самое лучшее — это вернуться в Англию, хотя и не знал, как это сделать. После физического и эмоционального напряжения последних месяцев он действительно испытывал тоску по родине. С тех пор, как в ноябре 1917 года пришло письмо от тетушки Кейт, он не получал из дома никаких известий. Лишь теперь, больше года спустя, в декабре 1918-го, в Британское консульство пришла телеграмма из Foreign Office [МИД] с вопросом, жив Гиббс или нет. Очевидно, ни одно из его писем не дошло по назначению, и это лишь усугубляло депрессию Сида.
Вот в каком настроении находился Гиббс, когда Томас Престон уведомил его, что Верховный комиссар предлагает ему должность секретаря в своем аппарате. Гиббс тотчас ухватился за представившуюся ему возможность. Предложение было привлекательно по нескольким причинам. Во-первых, он будет находиться в официальном британском поезде — по существу, все равно что на британской территории. Рядом с ним будут земляки — люди, близкие по культуре и репутации, — и он будет иметь как бы место в ложе, откуда можно будет наблюдать, как белые войска разбивают в пух и прах большевиков, с которыми, надеялся он, будет покончено к концу лета. После этого он поедет домой через Петроград.
23 января 1919 года Гиббс получил официальное письмо от Престона, подтверждающее вербальное предложение Верховного комиссара:
«Настоящим уведомляю Вас, что я получил очередную телеграмму от сэра Чарльза Элиота, Верховного комиссара Его Королевского Величества, в котором он предлагает Вам должность секретаря его штаба в Омске на условиях, изложенных в его телеграмме от 20 января, а именно 25 фунтов стерлингов в месяц при готовой квартире и столе. Сэр Чарльз в своей телеграмме от 22 января указывает, что к Вашим услугам будет предоставлено купе в его поезде.