Так Алисин спасла себя от излишнего внимания церкви. Теперь обе женщины чувствовали себя в сравнительной безопасности. Конечно, в те времена был шанс того, что соседи, узнав об отсутствии мужа и большей части его солдат, нападут на замок и тогда… Но об этом думать как-то не хотелось.
«Повезло мне, что я забеременела, – Эллин погладила себя по животу. – Нацепил бы на меня пояс верности, а это та еще штучка! А что у меня с этой девчонкой? Почему я позволила ей так часто спать с моим мужем и не спровадила ее на кухню или в птичник? Какие же струны в моей душе задела эта рыжая лисичка?»
Алисин протянула к ней руку. Рука была холодной, и Эллин натянула ей на плечи одеяло.
– Холодно как? – Она тихонько поглаживала холодную ладошку, вроде бы согревая.
Постель без господина казалась женщинам огромной и неуютной. Камин, хоть и исправно кушал дрова, не мог согреть их так, как это делал Мартин. Обе женщины молили Пресвятую Деву о спасении его на поле брани. Наконец, сон сморил их.
– Госпожа, – Алисин очнулась от беспокойного сна, при котором она крутилась и что-то бормотала.
– Уехал на войну… Мне скучно, – Эллин прижалась к наложнице, – мужчины считают, что война это развлечение и заставляют нас, женщин, страдать!
– Сейчас, – Алисин вздохнула и поцеловала госпожу между грудей. – Хотите, я подготовлю вас?
Алисин глубоко вздохнула и провела рукой по вздувшемуся животу Эллин. Под его рукой ребенок шевельнулся, и Алисин ощутил слабое биение новой жизни. Ее лицо расплылось в широкой, радостной улыбке.
– К чему подготовлю? – Не поняла Эллин, – Мартин от нас далеко.
– Да хотя бы согреемся! – Алисин вздохнула, – Христос милостив, а Отец небесный добр и справедлив. Все, может, так и будет. У меня тоже живот растет. Ты слышишь своего ребенка, Эллин? Я своего слышу. – Не знаю почему, – Эллин несильно шлепнула служанку по попке, – но это существо, что шевелится у меня под сердцем, заставляет душу петь!
«Пожалуй, я знаю, чем можно заняться в спальне двум женщинам, пока хозяин отсутствует. – Подумала Эллин. – Раз священный колодец вернул мне хлыст, значит, я им воспользуюсь!» Выскользнув из объятий Алисин, Эллин встала и достала из тайника хлыст, что едва не разлучил душу с грешным телом на краю священного колодца. Деревянная рукоятка страшного орудия была отполирована частым употреблением и вполне годилась для той игры, что задумала Эллин.
– Вы хотите меня бить! – Алисин упала на колени и заплакала. – Госпожа, меня не надо сейчас наказывать, я же беременна! Пожалейте моего ребенка!
– Высечь тебя никогда не поздно, – в голосе Эллин появились железные нотки. – Впрочем, как и отдать замуж! Но сейчас мне хлыст нужен совсем не для этого. Ну-ка встань и раздвинь ноги!
Эллин пристроила деревянную рукоятку между ножек Алисин, обернула гибкий хвост вокруг ее бедер, пропустила между ног и затянула узлом на крестце.
«Что она делает? – Алисин чувствовала, как кожа впилась ей между половых губ. – Зачем?» Ее тело протестовало против подобного обращения, но женщина знала, что в спальне всегда есть запас моченых розог и не стала возражать.
– Да, эта штучка не сравнится с мечом Мартина, – Эллин села в кровати и стала осматривать свою работу, – и болтается как на корове седло! Однако, это все-таки лучше, чем ничего!»
«Обидно! – Призрак Максимилиана смотрел на приготовлениями, но не имел сил сойти с портрета. – Какие черти дернули Алисин освятить спальню? Эта простушка обрызгала все вокруг святой водой и теперь мне не выйти! Боится, видите ли, за младенчиков! Ну, ничего, я ей еще отмщу!» Усы на портрете грозно поднялись вверх, но женщины не обращали на него внимания.
– Госпожа, – до Алисин вдруг дошло, чем они сейчас будут заниматься, – а ведь это смертный грех!
– А ты что, не умеешь каяться? – Эллин знала о духовнике столько интересного, включая покаяние Алисин, что на следствии у несчастного служителя церкви могли бы быть очень большие служебные неприятности.
Огонь в камине ярко пылал, и портрет дедушки Максимилиана, казалось, вновь ожил. Впрочем, после окропления спальни святой водой он не мог помешать женщинам в столь непотребных играх.
«А мне казалось, что в земной жизни я все видел и всего пробовал! – думал призрак, наблюдая, как Эллин надевает на служанку импровизированную упряжь. – Оказывается, нет!»
– Мы столько раз совершали на этой кровати смертные грехи, что одним больше, одним меньше – роли уже не играет! Иди сюда и пристраивайся!
Эллин встала на четвереньки в кровати. Беременный живот отвис вниз, и стало сразу легче дышать. Подними его рукой и вперед!
«Прости меня грешную!» – Алисин пристроилась на коленях сзади и подняла деревянную рукоятку в боевую позицию.
Сладкое местечко госпожи выпустило капельку сока любви.
– Аккуратнее! – Эллин чувствовала, как рукоятка заполняет ее изнутри. – А теперь начинай двигаться. И знай, если я не кончу, вылетишь из замка! Замуж отдавать не буду, а просто продам тебя нашему духовнику в услужение! Заодно и свои грехи замолю!
«Господин не раз и не два ставил так и меня и Эллин, – Алисин обхватила госпожу ладонями под живот и начала двигаться, подражая Мартину. – В конце концов, почему бы и не сделать то, что тебя просят?»
Тут женщина поняла, что игра не оставила ее безучастной. Ремень, пропущенный между ног, стал скользить по маленькой горошинке, постепенно наполняя сладостью тело.
«Да что же это? – Алисин продолжала двигаться, чувствуя приближение разрядки. – Если я кончу раньше госпожи, розог не миновать, а то и тот же хлыст прогуляется по моему телу!»
Прекрасную Эллин хлыст тоже не оставил равнодушной. Ее первый муж несколько раз насиловал рукояткой, но делал это гораздо грубее, чем Алисин. Впрочем, тогда боль от порки заглушала все ощущения и всю прелесть отполированного дерева госпожа смогла оценить только теперь.
– Разрешите? – Алисин прикоснулась пальцем к шоколадному отверстию Эллин.
– Давай!
Верная служанка ввела палец в кишку и там, сквозь тонкую перегородку почувствовала движение твердой рукоятки. Именно этого не хватало Эллин для полного блаженства.
– Еще, еще! – Стонала она.
Эллин было так хорошо, что сладостный стон Алисин она пропустила мимо ушей.
«Чем только не приходится заниматься, когда муж в отъезде!» – думала она, в полном бессилии упав на кровать.
Алисин отдохнуть не удалось. По заведенному обычаю ей еще предстояло вылизать госпожу.
«Похоже, она довольна! – думала служанка, слизывая солоноватые капельки. – Значит, из замка меня не выкинут и замуж за висельника или в услужение духовнику не отдадут!»
– Иди сюда! – Удовлетворенная госпожа развязала узел на хлысте и освободила служанку от ременной упряжи. – Вон, смотри, какая кожа мокрая!
Эллин хитро улыбнулась и понюхала хлыст. Кажется, тебе самой понравилось?
– Да, госпожа, – призналась Алисин, – в начале мне было страшно и неудобно, а потом…
– Потом будет завтра, – Эллин убрала хлыст в тайник, – утром как следует, намажешь хлыст салом, а вечером завтра я сама тебя попользую!
На портрете дедушка Максимилиан довольно улыбался.
Глава девятая Радушный прием
Мартин приехал год спустя, уставший и постаревший. После подлой измены сюзерена, лорда Оливера Хаксли душа вассала закоченела, как у покойника, успевшего раскаяться и принять причастие. «Все, отвоевался! Ни одна сила не заставит меня покинуть замок!» – решил он.
Эллин первая увидела мужа во время прогулки по стене замка. Она схватила плащ и выбежала во двор навстречу. Встречавшие хозяина домочадцы молча расступились перед госпожой, а Мартин, сойдя с коня, поцеловал ей руку, а потом губы.
– Слава Богу! Мы не зря молились с утра до вечера! – Эллин была рада увидеть мужа целым и невредимым, но сразу поняла: что-то случилось страшное и непоправимое. Прикосновение губ рыцаря было холодно-вежливым, и ее радость сменилась испугом.
– Что-то не так? – Эллин пробрала дрожь, но не от холодного ветра, трепавшего ее плащ, а от дурного предчувствия. – Что случилось? Ты не ранен?